В первой части публикации рассматривались два алогизма, возникшие в результате упразднения процедуры возбуждения уголовного дела, отражавшей одноименную стадию. Данное обстоятельство породило множество противоречий, связанных с установлением начального момента уголовного преследования, полномочиями органов, ведущих уголовный процесс и т.п.
Предлагаемое вашему вниманию продолжение начатой ранее дискуссии посвящается вопросам оценки степени соответствия законодательно установленных принципов реальным социальным запросам. Инициаторами такого запроса, как правило, выступают субъекты, вовлеченные в сферу уголовнопроцессуальных правоотношений. Акцент на принципах производства связан с тем, что ряд принципов не охватывает собой отношения, регулируемые нормами отдельно взятых институтов отрасли. Так, институт медиативного соглашения, институт процессуального соглашения выходят за пределы принципа публичности, при этом в законодательстве принцип диспозитивности не закреплен. Последний принцип, даже при условии его включения в УПК РК, не решает в полном объеме вопрос о правомерности процессуального соглашения.
ВУПК РК отсутствует принцип публичности, который теоретиками и практиками признается как неотъемлемый атрибут системы принципов практически любой процессуально-правовой отрасли.
Реализация предлагаемых изменений и дополнений в УПК РК, как полагают авторы, позволит усовершенствовать уголовно-процессуальное законодательство и обогатить теорию отрасли.
Алогизм 3. Несоответствие степени законодательно установленных принципов реальным социальным запросам.
В настоящем разделе мы не ставим цели осуществления анализа всех 22-х принципов (ст.ст. 10-31 УПК РК), закрепленных в Кодексе. Рассмотрим только те, которые носят спорный характер. В данном контексте представляется актуальной точка зрения В.Д. Мазаева, который указывает, что «принципы права имеют большое методологическое значение для общего процесса научного познания правовых явлений, для исследования тех закономерных связей, которые предопределяют развитие правовых событий и институтов. Правовые принципы в основном имеют практическое значение. Закрепленные в виде норм права, они составляют саму правовую материю и предполагают правовой механизм реализации» [1, с. 199-200].
Презумпция невиновности (ст. 19 УПК РК) означает, что никто не может считаться виновным до тех пор, пока его виновность не будет доказана и установлена вступившим в законную силу приговором суда. Однако этот принцип не распространяется на случаи заключения сделки о признании вины. Согласно ст. 613 УПК РК важнейшим условием совершения сделки о признании вины является согласие подозреваемого, обвиняемого с подозрением, обвинением. Название формы процессуального соглашения – «сделка о признании вины» ориентирует на признание презумпции виновности, что традиционно не свойственно уголовному процессу. Кроме того, согласно ст. 115 УПК РК, признание подозреваемым своей вины может быть положено в основу обвинения лишь при подтверждении его виновности совокупностью имеющихся по делу доказательств. А при процессуальном соглашении полнота доказывания не обеспечивается в должной мере.
Таким образом, принцип презумпции невиновности теряет свою всеобщность, когда он сталкивается с правом лица на заключение сделки о признании вины.
Принцип всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела (ст. 24 УПК РК) также представляется спорным в рамках процессуального соглашения или медиации. Сам факт признания лицом своей вины создает границы, за пределами которого остаются и всесторонность, и полнота, и не исключено, что объективность тоже.
Вместе с тем, медиативное соглашение и процессуальное соглашение – это те новеллы, которые в качестве приоритета обозначены в Концепции правовой политики Республики Казахстан на период с 2010 до 2020 года [2]. В частности, в данном документе прямо указывается, что «приоритетом развития уголовно – процессуального права остается дальнейшая последовательная реализация основополагающих принципов уголовного судопроизводства, направленных на защиту прав и свобод человека». Расширительное толкование этого положения включает в себя такой аспект, как усовершенствование законодательной регламентации искомых принципов. В Послании Конституционного Совета «О состоянии конституционной законности в Республике Казахстан» от 16 июня 2016 года, констатируется следующее: «Практической реализации конституционных положений способствуют правовые позиции Конституционного Совета, создающие юридическую основу для осуществления обозначенных Президентом Республики магистральных направлений по формированию Нации единого будущего: принцип равенства всех перед законом и судом предполагает равенство права, равную защиту государством этих прав и равную ответственность каждого перед законом, единство требований и правовой ответственности для всех субъектов соответствующих правоотношений, осуществляющих однородные виды деятельности» [3].
Экстраполяция этого принципа в сферу уголовного процесса позволяет усмотреть отдельные спорные аспекты. Так, в соответствии со ст. 21 УПК РК («Осуществление правосудия на началах равенства перед законом и судом») все равны в своих правах и обязанностях.
Из – под влияния данного принципа выведены лица, обладающие привилегиями и иммунитетом от уголовного преследования (ч. 3 ст. 21 УПК РК). Провозглашаемое ст. 21 УПК РК равенство формальное, которое теряет свою значимость в условиях наличия в УПК норм, регулирующих всевозможные «особенности» в уголовном процессе. Анализ наименований отдельных глав УПК РК позволяет считать, что в общем порядке производства по делу имеют место изъятия, которые не всегда правомерно называются особенностями, так как изъятиями и не являются.Например, глава 47 именуется «Особенности производства по делам частного обвинения». И далее, в ст. ст. 407–413 регламентируется порядок производства по известной категории уголовных правонарушений. Обращение к ст. 32 УПК РК предполагает возможность осуществления уголовного преследования в 3-х видах: частном, частно – публичном и публичном. Это означает, что в любом случае регламентация порядка производства в пределах каждого из видов уголовного преследования будет носить дифференцированный характер. В противном случае нет смысла в делении уголовного преследования на названные виды. Если следовать логике законодателя применительно к особенностям производства по делам частного обвинения, то необходимо предусмотреть законодательное закрепление «особенностей» частно – публичного и частного уголовного преследования. Но этого в УПК РК нет. Более того, такой надобности вовсе не существует.
Дифференциация производства по делу, безусловно, сама по себе необходима, ибо равенство всех перед судом и законом вовсе не означает, что процессуально правовые статусы всех участников производства совпадают в полном объеме. Последнее невозможно в силу различий в исполняемых участниками производства ролях, а также интересов, которыми они могут обладать. Именно поэтому речь должна идти не об особенностях, а о дифференциации предписаний УПК РК.
Если не соблюдать это правило, то УПК РК будет сплошь из одних особен-ностей. А это уже не кодекс, а нечто иное, не имеющее отношения к праву. С другой стороны, в УПК РК имеет место раздел 11 об «особых производствах». К таким производствам отнесены предписания, размещенные в следующих главах УПК РК: 1) глава 54
«Судопроизводство по делам о применении принудительных мер медицин-ского характера к невменяемым»; 2) глава 55 «Особенности производства по делам об уголовных поступках»; 3) глава 56 «Производство по делам об уголовных правонарушениях несовершеннолетних»; 4) глава 57 «Особенности производства по делам лиц, обладающих привилегиями и иммунитетом от уголовного преследования».
Особые производства – это комплекс изъятий из общих правил уголовного процесса. Вместе с тем, на наш взгляд, это тоже проявление дифференциации судопроизводства. Концентрируя в одном разделе все «особые производства», законодателю незачем было снова выделять в главе 57 особенности производства по делам лиц, обладающих привилегиями и иммунитетом от уголовного преследования. Отнесение последних к особым производствам автоматически поглощает «особенности» производства по делам этих категорий участников процесса. Именно на эти аспекты указывали в своих работах Т.Б. Хведелидзе и Е.Н. Грек [4].
Особые производства ориентированы на производство по делам в отношении специальных субъектов в уголовно – процессуальном смысле [5].
Согласно принципу оценки доказательств по внутреннему убеждению (ст.25 УПК РК), следователь, равно как и судья, прокурор и дознаватель, оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, «руководствуясь при этом законом и совестью». Это положение текстуально воспроизведено в ч. 2 ст. 125 УПК РК об оценке доказательств.
Современное понимание критериев оценки доказательств основано на более глубокой их дифференциации в соответствии с характером задач и содержанием функций, выполняемых названными уполномоченными органами и лицами. Как справедливо указывает И.А. Рыжкова, «следователь должен руководствоваться законом и тяжестью преступления» [6, с.17]. Поддерживая мнение названного автора, полагаем целесообразным: 1) исключить дублирование, имеющее место в ст. ст. 25 и 125 УПК РК; 2) внести изменения в ч.1 ст. 25 УПК РК путем ее изложения в следующей редакции:
«Органы, ведущие уголовный процесс, оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности рассмотренных доказательств, руководствуясь при этом:
судья, прокурор – законом и совестью; следователь, дознаватель – законом и
тяжестью уголовного правонарушения.
Далее – по тексту».
Согласно ст. 14 УПК РК в качестве конституционно гарантированного принципа закреплена неприкосновенность личности. Сравнение текста данной статьи УПК РК с текстом ст. 16 Конституции РК (далее КРК), закрепляющей рассматриваемый принцип, свидетельствует о том, что имеют место отдельные неточности, нуждающиеся в определенной корректировке. Так, например, в п. 1 ст. 16 КРК постулируется, что каждый имеет право на личную свободу. Это положение не нашло своего отражения в ст. 14 УПК РК. Дело в том, что личная свобода – один из составляющих элементов неприкосновенности личности. Неприкосновенность личности включает в себя: физическую (телесную) неприкосновенность, нравственную неприкосновенность, психическую неприкосновенность – честь и достоинство, духовную неприкосновенность, половую неприкосновенность, индиивидуальную личную свободу, право свободного передвижения и выбора занятий, отсутствие контроля, возможность свободно располагать собой [7, c. 19] . Это означает, что неприкосновенность личности не ограничивается только личной свободой. Отсюда, название ст. 14 УПК РК не соответствует смыслу п.1 ст. 16 КРК. В Конституции речь идет об одной из составляющих неприкосновенности личности, а именно – о личной свободе. В УПК РК статья названа расширительно – «Неприкосновенность личности», а содержание дано узкое, охватывающее собой только личную свободу. Отсюда, ст. 14 УПК РК уместнее назвать, например, так: «Неприкосновенность личной свободы человека, гражданина». Либо, именуя принцип «Неприкосновенностью личности», необходимо все аспекты этой неприкосновенности, имеющие отношение к уголовному процессу, отразить в рассматриваемой норме.
Следующим спорным моментом в рассматриваемом уголовно – процессуальном принципе является включение в ч. 5 ст. 16 УПК РК положения самостоятельного принципа, закрепленного в ст. 17 КРК, о неприкосновенности достоинства человека. Данная норма предполагает, что в содержание неприкосновенности достоинства человека включается запрет на применение пыток, насилия, другого жестокого или унижающего человеческое достоинство обращения или наказания. Эта содержательная часть в УПК РК включена в ст. 14 (ч.5), посвященную неприкосновенности личности вместо ст. 13 об уважении чести и достоинства личности.
Таким образом, положения КРК по вопросам и неприкосновенности личности и неприкосновенности достоинства человека ошибочно интерпретированы в ст.ст. 13 и 14 УПК РК; проще говоря, необходимые предписания поменяли местами.
Особым предметом дискуссии является система принципов, закрепленных в п. 3 ст. 77 КРК. Речь идет о 10 – ти принципах, которыми должен руководствоваться судья при применении закона. В п. 4 ст. 77 КРК устанавливается, что «принципы правосудия, установленные Конституцией, являются общими и едиными для всех судов и судей Республики». Если исходить из предписания ч. 1 ст. 1 УПК РК, то упомянутые выше конституционные принципы
должны быть включены в действующий Кодекс. Анализ положений УПК РК свидетельствует о том, что не все конституционные принципы включены в УПК РК именно в качестве процессуально – правовых принципов. Отдельные принципы КРК представлены в УПК РК в контексте иных понятий и категорий. Так, например, согласно п.п. 9 п. 3 ст. 77 КРК одним из судопроизводственных принципов является положение о том, что «не имеют юридической силы доказательства, полученные незаконным способом». Данный конституционный принцип УПК РК (ч. 1 ст. 112) представлен не как принцип, а как одно из условий недопустимости фактических данных в качестве доказательств.
Есть основания полагать, что требование соответствия отраслевого закона (УПК РК) положениям Конституции РК предполагает сохранение конституционной категоризации: если это гарантия или принцип, то в таком качестве они должны закрепляться в УПК, не меняя своей категориальной принадлежности, однажды установленной в рамках Основного закона.
Список использованной литературы:
- Мазаев В.Д. Понятие и конституционные принципы публичной собственности: Учебное пособие. М.: Институт права и публичной политики. – 123 с.
- Концепция правовой политики Республики Казахстан на период с2010 до 2020 года – Утверждена Указом Президента РК от 08.2009 г. С изменениями и дополнениями по состоянию на 16.01.2014 г. // Интернет – ресурс. Дата обращения: 20.11.2017.
- О состоянии конституционной законности в Республике Казахстан Послание Конституционного Совета Республики Казахстан от 16.06.2016 г. № 09 – 2/1//WWWKsPK. gov. Kz/rus/ index.php. Дата обращения: 20.11.2017.
- Толеубекова Б.Х., Хведелидзе Т.Б., Грек Е.Н. Парадоксы нового Уголовно – процессуального кодекса Республики Казахстан // Хабаршы / Вестник КазНПУ им. Абая, Серия «Юриспруденция» №4 (38), – С. 18 –22.
- Шаталов А.С. Специальные субъекты в уголовном судопроизводстве России: порядок уголовного преследования // Журнал Российского права №1, – С. 128 – 138.
- Рыжкова И.А. Влияние усмотрения следователя на реализацию принципа уважения чести и достоинства личности // Российский следователь, №12, 2016 – С. 15 –
- Челохсаев О.З. Некоторые проблемы правовой регламентации принципа неприкосновенности личности в уголовном судопроизводстве // Российский следователь, №12, 2016. – С. 18-20.