Проблематизация женской субъективности в философии феминизма

Как известно, на смену феминизму приходит философия феминизма. И если феминизм пер­вой волны определялся как феминизм равенства, то феминизм второй волны характеризуется как феминизм различия. Переход к постмодерну с его философией децентрации и работой на маргиналиях, приводит к наиболее развитой и современной форме феминизма - к пострук-туралистскому феминизму. Как пишут Б. Нуржанов и А. Ержанова: «Главное что роднит феминизм с поструктурализмом, и что является их общим источником, это акцент на различии, для феминизма - фундаментальном различии полов» [1, с. 36]. Из дальнейших рассуждений отечественных философов выясняется, что «это различие не природного или биологического характера, а исключительно социального и культурного. Другими словами, различие мужчин и женщин социально конструируются, культурно культивируются, а «естественная», (природная) данность этого различия является не более чем идеологически закрепленным стереотипом» [1, с. 36]. Механизм такого конст­руирования носит языковой или дискурсивный характер. «Иначе говоря, номинация, сигнификация, и дискурсивная репрезентация половых различий является не отражением исходной объективной данности, а активным конструиро­ванием и формированием их» [1, с. 36 - 37]. Эта тенденция по сути дела и является основной в феминистском интеллектуальном движении.

Самым главным в современных феминист­ских философских концепциях является пробле-матизация женской субъективности. Это можно заметить в трудах французских феминисток: Элен Сиксу, Юлии Кристевой, Люс Иригарей, Рози Брайдотти, Джудит Батлер и других. Французский феминизм, представленный наз­ванными именами, называют постмодернист­ским феминизмом и даже постфеминизмом. Для их работ характерно использование теорий постмодернистов Дерриды, Фуко, Лиотара, идей радикального феминизма, постструктурализма. Общей темой для них является тема языка, власти и женщины. Ими введен термин «онто-лого-фоно-фалло-центризм», обозначающий маскулинную организацию общества. Однако все исследовательницы различаются между собой, объединяет их желание избежать традиционного отношения к проблемам женщин и показать, основанное на различии ценность женского начала. Как пишет И. Жеребкина: «Акцентация женского в феминистской теории позволила выделить новую философскую кон­струкцию субъективности - гендерно марки­рованную субъективность в отличие от беспо­лой классической. При этом необходимо отме­тить, что феминистский эпистемиологический поиск новых логических оснований женской субъективации в культуре осуществляется в русле общего изменения субъектности в совре­менном мышлении и перехода от классической (просветительской, сведенной к единому и рациональному субъекту) модели к неклассиче­ской (множественная и децентрованная конст­рукция субъективности)» [2, с. 50].

Элен Сиксу - французская писательница, она сравнивает женское и мужское письмо. Женское письмо ей кажется более выигрыш­ным, так как оно не основано на бинарных оппозициях, которые характерны, по ее мнению мужскому и письму, и мышлению. Она противо­поставляет моносексуальность мужчины и женскую бисексуальность. Благодаря своей уникальности, женщина, по мнению Э. Сиксу, может быть счастлива, вне зависимости от мужчин.

В работе «Хохот медузы» она пишет: «Женщина, которую все еще можно напугать... - это вчерашняя женщина» [3, с. 818]. И продолжает: «И если Новые женщины, появ­ляющиеся сейчас, рискуют творить за преде­лами теорий, их вызывает полиция означаю­щего. Нас нанизывают в конец нитки, которая ведет назад. Вырывайтесь из рядов. Оглянитесь вокруг и идите на прорыв» [3, с. 819]! Таким образом, Э. Сиксу предполагает, что можно уйти от сложившегося порядка женщине, познав свое тело и множественные оргазмы. Именно желание, по ее мнению сможет разрушить существующий фаллический поря­док вещей.

Юлия Кристева и Люс Иригарей также пытаются утвердить особую роль женщины. «Концепция субъективности» Ю. Кристевой является одной из ярких теорий. Интерпретируя два гегелевских термина «самосознание» и «негация», Ю. Кристева приходит к выводу об амбивалентности вещей. Она выводит «мате­ринскую философию». По её мнению, отврати­тельное всегда было связано с женским началом: именно женщина во все времена считалась носителем зла. Все греховное, опас­ное, нечистое, соблазнительное соотносилось с женской природой. В своем эссе, посвященном отвращению, она оценивает отвращение как «нарциссический кризис на подступах к жен­скому» [4, с. 245], необъяснимый ужас, испытываемый субъектом перед своей матерью. Здесь уже возникает проблемы инцеста и табуирование его.

При таком поструктуралистском подходе, когда женское противопоставляется мужскому и мужское намеренно вытесняется, происходит мистификация женского начала. В философии Л. Иригарей это приводит к полной женской самодостаточности и даже к романтизации женской половой конституции: «И как же отметить границу одного из мест, места как такового, если не через половое различие? ... И может быть мы переживаем эпоху, где время должно заново развернуть пространство. Новое утро мира? Переплавка имманентного и трансцендентного за тем подножием, которого как такого никогда не замечали: женский пол. Единственный доступ к обволакивающему. По ту сторону классических противоположностей любви и ненависти, абсолютной текучести и льда - у подножия, всегда приоткрытого» [5, с.23].

Разберем «номадическую субъективность» Рози Брайдотти. Р. Брайдотти интересует система властных отношений, она исследует пути преодоления подчиненной роли, на кото­рые обречена женщина. В своих философских исследованиях Р. Брайдотти обращается к номадизму. Взяв на вооружение термин Делеза «номадический субъект», Р. Брайдотти разви­вает его дальше, чтобы применить к женской субъективности, для того, чтоб освободить ее из структуры власть-подчинение. Кочевничество не требует, по ее мнению, только одной либо однообразной идентичности: «Такая фигурация отражает желание идентичности, состоящей из переходов, последовательных сдвигов, смен координат, без эссенциального единства и вопреки ему. ...Это сцепление, порожденное повторениями, циклическими движениями, ритмическими перемещениями» [6, с. 145]. Рози Брайдотти, досадует на философов-феминисток, которые «не блистают радикальным номадиз­мом» [6, с. 153], теоретические изыскания феминизма представляются ей «областью трансформации от оседлого логоцентрического мышления к кочевой творческой мысли» [6, с. 153]. Кочующая жизнь номада, предполагает по Р. Брайдотти, ненужность постоянной идентич­ности, жизнь в движении дает возможность не иметь никаких ограничений. Идентичностей может быть много, а может не быть ни одной. Такая «множественная сущность», по ее мне­нию, позволить признать различия и богатства опыта всех женщин.

Понятие Джона Остина «перформативность гендера» становиться ключевой в философии Джудит Батлер. Дж. Батлер ставит вопрос самым радикальным образом: «может ли политика феминизма обойтись без «субъекта»» в качестве женской категории» [7, с. 164]. Перформативная субъективность Дж. Батлер заключается в том, что она отрицает вообще само понятие «женской идентичности», считая пол перформативным образованием. Понимание гендера в таком контексте снимает все традиционные установки и требования как либеральных, так и радикальных феминисток. Дж. Батлер подвергает деконструкции механизм желания и доказывает, что субъективность формируется как механизм «регулятивных и властных социально-культурных норм, сущест­вующих в обществе: акт "присвоения" пола не является индивидуально перформативным - он перформативен только в смысле театрализо­ванного воспроизводства властных социальных норм "гетеросексуального закона"»[2, с. 63]. Она даже придумывает термин «гетеросек­суальная матрица» или «гетеросексуальная гегемония», чтобы доказать наличие властного компонента в определении сущеествующих гендерых отношений.

Концепции современных феминистских философов Э. Сиксу, Ю. Кристевой, Л. Ирига-рей, Р. Брайдотти, Дж. Батлер, работающих в постмодернистской культуре, объединяет одно -желание выбраться из иерахических властных отношениях, сложившихся в обществе. Достичь этого, можно, по их мнению, только признавая женский субъект активным субъектом знания, желания и действия. Философия феминизма занимается поиском женской идентичности, которая понимается и как отрицание мужского и даже как отрицание вообще наличия самой субъективности. Такая установка только на женское может привести к негативным послед­ствиям. Уже сейчас социологи отмечают рост числа гражданских браков, малодетных семей, семей с одним родителем, внебрачных детей. Гармонизация гендерных отношений, вот что должно быть поставлено на карту дня. Только это может способствовать подлинным чело­веческим отношениям, в самом высоком смысле этого слова.

Если философия феминизма критична настроена к традиционному феминизму, то постмодернизм вообще подвергает деконструк­ции само понятие женской идентичности. В постмодернистских концепциях происходит не только снятие всех бинарных оппозиций, но также их уничтожение, размывание всех границ. Для примера разберем концепцию соблазна знаменитого французского философа Жана Бодрийяра.

Само понятие «соблазн» в разных словарях понимается по-разному. В одних словарях, к примеру, сексуальных - «соблазн» - это что-то искушающее, легкое; в религиозных - это что-то очень негативное, греховное. Совсем иначе он воспринимается в постмодернизме, для которого характерен такой «тип философство­вания - философствование без субъекта» [8, с. 238], так как здесь нет субъекта и бинарных оппозиций, присущих классическим теориям. И в данной ситуации, «мужское» и «женское» не могут выступать как противоположности. Теоретик постмодернизма Жан Бодрийяр считает «соблазн» стратегией обольщения. Для него всё «женское» - «соблазн», которое является стратегией не противостояния, а соблазнения. Данной проблематике он посвя­щает целую книгу с одноименным названием. В ней Ж. Бодрийяр выступает против феминизма, который противопоставляет «мужское» и «жен­ское». Он создает целую вселенную, без оппози­ций и иерархий - «вселенную, в котором женское не противостоит мужскому, но -соблазняет» [9, с. 34]. В философии соблазна не должно быть никаких противопоставлений, никаких оппозиций. Все происходит благодаря игре. «Соблазн как таковой снимает саму идею оппозиционности, моделируя принципиально семиотичную и принципиально оборачиваемую игровую среду» [10, с. 141]. Силой соблазна является женская слабость. Она не имеет силовой характер, но подчиняет. Поэтому говорят о существующем женском кокетстве, которое покоряет мужчин. Соблазнение не имеет границ. Сущность женственности мы находим в системе символического.

Ж. Бодрийяр соблазн противопоставляет сексуальности, которая «вырастает из процесса производства (дискурса, речи и желания)» [9, с. 26]. Он откровенно придерживается биодетер­минизма Фрейда: «Прав Фрейд: существует только одна сексуальность, только одно либидо - мужское. Сексуальность есть эта жесткая, дискриминантная структура, сконцентрирован­ная на фаллосе, кастрации, имени отца, вытеснении. Другой просто не существует. Без толку пытаться вообразить нефаллическую сексуальность, без перегородок и демаркаций. Без толку пытаться в этой структуре перетащить женское по другую сторону черты, перемешать термины оппозиции - структура либо остается прежней: все женское абсорбируется мужским; либо просто разваливается, и нет больше ни женского, ни мужского: нулевая ступень структуры» [9, с. 32-33]. В то же время, он понимает женское вне структуры.

Как считают исследователи философии Ж. Бодрийяра, он трактует женское иначе, чем это обстоит у представителей феминизма или у Фрейда. В его философии женщина - только «видимость», мужской глубине противопостав­ляется не только женское как поверхность, а как «неразличимость поверхности и глубины» [9, с. 39, 40]. Все происходит благодаря символи­ческой природе «женского». Как видим, Ж. Бодрийяр женскую идентичность преподносит как символическое и сущность женщины сводит к соблазну. Постмодернизм, совершивший деструкцию над рационализмом, в данном случае размывает все границы мужского и женского и предлагает новый взгляд на привычную иерархию вещей.

Новый подход к определению женской сущности мы находим и у Камильи Палья, одной из представительниц постфеминизма, которая нетрадиционно понимает женскую сущность. К. Палья, современная американская исследовательница, профессор гуманитарных наук Универитета искусств Филадельфии написавшая скандальную книгу «Личины сексуальности» [11] и утверждающая, что все женщины жили бы до сих пор в хижинах, если бы не было мужчин, не раз подвергалась нападкам своих коллег - феминисток. Секс и сексуальность - главные темы в ее теории. Она открыто выступает против феминизма, с его, как она считает, социальной выдумкой, что есть зависимое положение женщины. Его не существует. Секс и власть - вот в чем сила женщины. С. Кузнецов пишет: «Если феминист­ское движение столько труда потратило, чтобы уравнять женщин с мужчинами, то, к примеру, современный феминолог К. Палья считает, что женщины должны понять свою доминирующую роль в сексуальной войне. В отличие от современных американских феминисток, она восстаёт не только против утвердившегося образа женщины - домашней хозяйки, но также против образа слабой женщины - жертвы (жертвы конкретных мужчин и фаллократи-ческого общества в целом), а также идеала деловой женщины, успешно конкурирующей с мужчинами «на их поле». Равные гражданские и экономические права - хорошая вещь, но, увлекшись борьбой за них, женщины словно бы отказались от своего дионисийского начала. Ведь сама цивилизация, в рамках которой осуществляются эти «равные права», была «придумана» специально для того, чтобы предохранить человечество от жестокого опьянения дионисизма, и придумана, разумеет­ся, существами аполлоническими, мужчинами. Поэтому в аполлонических играх любая женская победа будет означать поражение женского: ибо в результате побеждает сам аполлонический,   мужской  принцип.   Где же спасение? Оно для К. Пальи только в одном: в утверждении дионисийской женщины, женщины-вамп, la femme fatale женщины, не скры­вающей своей сексуальности, а, напротив, всячески подчеркивающей её. Секс - это основа власти женщины, которая, согласно К. Палье, предстаёт не жертвой, а хозяйкой и повели­тельницей почти в любых сексуальных треволнениях» [12, с. 268]. Философия К. Пальи созвучна концепции соблазна Ж. Бодрийяра. Однако, по нашему мнению, только сексуаль­ность без духовности не может быть основой субъективности.

Мы разобрали феминистские и постмодер­нистские концепции известных теоретиков феминизма и пришли к выводу, что женская идентичность является главной темой в фило­софских исканиях современных феминистских философов.

Литература

1. Нуржанов Б., Ержанова А. Феминизм и современная культурология // В кн.: Права и свободы мужчин и женщин в свете стратегии гендерного равенства. - Караганда: КарГУ, 2009.

2. Жеребкина И. Феминистская теория 90-х годов: проблематизация женской субъективности // В кн.: Введение в гендерные исследования //В 3-х частях. - Хрестоматия. - Харьков: ХЦГИ; М.: Алетейя, 2001. -Ч. 1.

3. Сиксу Э. Хохот Медузы // В кн.: Введение в гендерные исследования // В 3-х частях. -Хрестоматия. - Харьков: ХЦГИ; М.: Алетейя, 2001. -Ч. 2. 

4. Кристева Ю. Силы ужаса: эссе об отвращении. - Харьков: Ф-Пресс, ХЦГИ; СПб.: Алетейя, 2003.

5. Иригарей Л. Этика полового различия. - М.: Художественный журнал, 2004.

6. Брайдотти Р. Путем номадизма // В кн.: Введение в гендерные исследования // В 3-х частях. -Хрестоматия. - Харьков: ХЦГИ; М.: Алетейя, 2001. -Ч. 2.

7. Батлер Дж. От пародии к политике // В кн.: Введение в гендерные исследования // В кн.: Введение в гендерные исследования. // В 3-х частях. -Хрестоматия. - Харьков: ХЦГИ; М.: Алетейя, 2001. -Ч. 2.

8. Постмодернизм //В кн.: Словарь философских терминов. - М.: Прогресс, 2004.

9. Бодрийяр Ж. Соблазн. - М.: AdMarginem, 2000.

10. Грицанов А. А., Н. Л. Кацук. Преодоление основополагающего бинаризма европейской культуры. Снятие противопоставленности «мужского» и «женского». «О соблазне» // В кн.: Грицанов А. А., Н. Л. Кацук. Жан Бодрийяр. - Минск: Книжный Дом, 2008. -С. 141.

11. Палья К. Личины сексуальности / под ред. С. Никитина. - Екатеринбург, 2006. - 880 с.

12. Кузнецов С. Камилла Палья: чёрная овца в стаде американского феминизма // Иностранная литература. - 1996. - № 10.