Ретроспективный характер исторического познания и необходимость выработки новых подходов позволяет определить подверженных колебаниям и изменениям оценок событий через изучение исторических источников. Основная задача заключается в органическом соединении исторических источников и научной исторической мысли для осуществления исторического синтеза, который бы основывался на всестороннем учете всех факторов, творящих истории. Только критически обновленное отношение к теоретическим основам понимания истории в сочетании с новыми подходами к изучению исторических источников создает новую ситуацию в исторической науке. Историческое прошлое раскрывается перед нами в исторических источниках, настолько многогранно, что с точки зрения современной гносеологии методика его изучения может быть охарактеризована как комплексная. Комплексный подход к историческим источникам как проблеме исторического познания определен объектом изучения как сама историческая реальность, исследуемая во всем ее многообразии. Современное движение исторической мысли представляет источник права как определенную сферу регулирования, которое занимает важное место в правовой системе кочевников.
Обычное право торе возникло задолго до создания Монгольской империи в качестве источника обычного права ("высшего закона", публичного, государственного права) у тюрков -в отличие от народных правовых обычаев " йосун", регулировавших бытовые отношения между членами племен. Оно не утратило своей актуальности и после создания системы права империи Чингисхана. Более того, оно продолжало действовать даже в государствах Чингизидов, которые помимо собственно монгольской системы права, стали использовать и местные системы права (в первую очередь мусульманскую). Преобразовательная деятельность Чингисхана и его преемников сделала торе своего рода "вспомогательным" правом по отношению к новому имперскому законодательству - Ясе, своеобразным мостом от прежнего обычного права племен к четкой системе права Монгольской империи [1, С.541].
Западный номадолог П. Голден определяет, что законодательные и государственные традиции древних тюрков находят свое отражение и в культовых, политических и социальных формах функционирования Монгольской империи [2, р.73]. Как в свою очередь подтверждает своими исследованиями Т.Дж. Барфилд рассматривая кочевую культуру как особую систему, изменения в которой определяются потребностью к адаптации к специфическим природным и социальным условиям. Кочевые государства, по мнению американского автора, представляли собой "имперские конфедерации", автократические и государствоподобные во внешней и военной политике [3, с.43]. Российский исследователь В.В. Трепавлов приходит к выводу, что путей и способов распространения кочевой государственности было, по крайней мере, четыре: письменная история, историческая память (фольклор), традиционные правовые нормы и государственная практика. Таким образом, интегративный характер информации содержащейся во всех этих источниках позволяет историку представить характеристику кочевнических политических структур [4, С.31]. Основываясь на современной методологии изучения источников (способ кодирования информации, этнополитическая принадлежность автора, время создания источника) исследователь определяет: "выявленный на сегодняшний день комплекс источников позволяет начать разработку проблемы историко-генетических связей в кочевой государственности. ...для политических структур кочевников такими средствами выступали (в порядке значимости) нормы торе, информация эпических сказаний, практика государственного строительства" [4, С. 112].
В этой связи интересен системный подход Р.Ю. Почекаева к проблемам источника права и сложения правовых отношений в кочевых обществах. Торе - "порядок, закон, обычай, традиция", возникший у древних тюрков как определяет большинство историков, но по-разному указывают на ее место в правовой системе кочевых обществ (иногда даются и более расширительные толкования - "держава", "власть") [1, с. 530]. Анализируя степень изученности проблемы, Р. Ю. Почекаев полагает, что на сегодняшний день существуют несколько точек зрения относительно места торе в правовой системе тюркско-монгольских народов и в Монгольской империи. "Большинство зарубежных исследователей склонны полагать, что под торе понималась вся совокупность норм и правил, регулирующих взаимоотношения и деятельность тюркского общества, включая как древние народные обычаи, так и право творимое монархами и правителями. Другие считают, что торе, в отличие от народных обычаев "йосун", было продуктом правотворческой деятельности монарха (своего рода "имперский закон"), включая в его сферу регулирования вопросы как публичной, так и частной жизни народа. При этом и те и другие придерживаются той точки зрения, что торе у тюркских народов нашло полный аналог у монголов при Чингисхане и его преемниках под названием "ясы" и даже утверждают, что в результате монгольских завоеваний тюркские народы и государства вместо своего исконного термина "торе" стали применять чуждый им монгольский термин " яса", обозначая им, в принципе, ту же систему правовых норм" - определяет Р.Ю. Почекаев [1, с. 540]. Акцентируя внимание на значении торе, в тюрко-монгольском кочевом обществе российский исследователь Р.Ю. Почекаев приходит к выводу: "Торе, таким образом, можно определить как один из существенных и неотъемлемых элементов в системе права Монгольской империи и последующих государств Чингизидов, который сочетает в себе элементы как собственно черты источника (формы) права, на который непосредственно опирались при регулировании правовых отношений, так и некие идеологические аспекты, которые, в известной степени, определяли применение других правовых источников (включая ясы, ярлыки и т. д.)" [1, с. 541]. Общей тенденцией в однородном потоке исторического знания является заключение, что торе оставалось действующим источником права - наравне как с монгольским писаным законодательством, так и с нормами мусульманского права, принятыми во многих государствах Чингизидов с XIV в.
Исследовательские практики современной исторической науки показывает специфику средневекового общественного сознания вообще и монголов в частности, не позволяет свести понимание торе исключительно к совокупности нормативных правил. Анализируя, уровень развития древних тюрков и средневековых монгол, ученые приходят к выводу, что правовые нормы воспринимались ими как нечто высшее, исходящее от божеств, а не создаваемое людьми -даже монархами. Т.Д.Скрынникова указывает на противоречивые стороны торе, которые определяет его как "еще несакрализованное значение Закона", следование правилам и нормам которого обеспечивает равновесие и гармонию в природе и обществе. Торе, по мнению исследовательницы, имеет двойственную природу: с одной стороны - это совокупность норм, регулирующих деятельность общества и взаимоотношения в нем, с другой - некий сакральный признак правления, критерий законности и истинности правителя [5, с. 47]. Современные авторы как Н.Н. Крадин [6, с. 192] и др. определяют роль правителя в древних и средневековых монгольских государствах как посредника между Небом и подданными, обладающего рядом сакральных функций кочевых обществ, где обязанности монарха заключаются в защите своих подданных, обеспечении им небесного покровительства, достижении гармонии общественных отношений и порядке в обществе и государстве.
Так или иначе, исследовательская деятельность и современные аналитические методики показывают, что понятие торе и у тюрков, и у монголов связывалось, прежде всего, с вопросами власти, управления, статусом монарха. В свою очередь торе как продукт ханского законодательства, источник публичного права в известной степени противопоставлялось йосун -народным обычаям, регулировавшим сферу частных отношений. Такие определенные изменения связывались с появлением сильного, централизованного государства, которое приходило на смену вождеству и служило правовым обоснованием существования государственного аппарата и его функций, которое, также входило в содержание торе. Научные изыскания и концептуальные подходы исторических исследований показывают, что можно увидеть существенные различия между торе тюркских племен и торе монголов до Чингисхана. В ранних тюркских государствах торе создавалось правителями, активно занимавшимися правотворчеством и эта законодательная деятельность отражена, в частности, в знаменитых орхонских надписях и других памятниках рунической письменности, в которых термин "торе" встречается довольно часто, причем именно в качестве продукта ханского законотворчества [6].
Как считает В.В. Трепавлов, вопросы, которые регулирует торе (система административного деления на правое и левое крылья; порядок выдвижения на высшие должности; соправительство; завоевание и покорение народов; распределение доходов и трофеев), остаются на уровне гипотезы и не подтверждаются какими-либо конкретными данными источников [4, С. 40-41]. Все представленные сферы деятельности были свойственны большинству кочевых империй Евразии, а не только монголам, поэтому как считает большая часть историков, нет особых оснований относить их к государственному регулированию, а не к народной традиции. Превратившись из системы конкретных норм права в совокупность принципов, торе продолжало оставаться неотъемлемой частью правовой системы монгольского общества. Их неизменность и незыблемость для всех категорий населения, начиная с хана и заканчивая последним харачу - простолюдином, представляла обширное поле для сословия монгольской аристократии в области ограничения ханской власти и адаптации правовых норм под собственные интересы. Толкование права представителями аристократии было довольно характерным явлением в период становления юриспруденции, особенно в период отсутствия у народов письменности [1, С.536-537].
Таким образом, обзор исторической литературы показывает - торе наравне с обычным правом "йосун" составляло систему источников монгольского средневекового права, которое отличали такие черты, как тесная связь с религиозными представлениями, неизменность и нечеткость. Социально-политическое значение стало в постепенном подчинении торе интересам ханской власти: хан стал сам толкователем торе, интерпретируя его принципы в соответствии со своими интересами и государственными задачами. Р.Ю. Почекаев указывает на трансформации и изменения торе в ходе своего дальнейшего эволюционного развития. Из системы норм права (публичного, государственного) у тюркских народов и государств, затем превратилось в систему принципов, стоявшую над собственно правовыми нормами и обычаями монгольских племен, ассоциируясь с божественной властью и небесным авторитетом. Преобразовательная деятельность Чингисхана и его преемников сделала торе своего рода " вспомогательным" правом по отношению к новому имперскому законодательству - ясе, своеобразным мостом от прежнего обычного права племен к четкой системе права Монгольской империи [1, С.540]. Анализируя этот институт В.В. Трепавлов приходит к выводу, что он существовал в монгольском праве наряду с ясой, причем не противоречил ей, поскольку они имели разные предметы регулирования, он приходит к заключению, что яса налагала бытовые ограничения и предусматривала наказания за преступления, тогда как торе составляло "административное" законодательство, "сферу компетенции монарха" [4, С.39-41]. Имперское законодательство Монгольского государства Яса исходила из основных норм и принципов тюркского права Торе. Все это позволило принципиально новому законодательству эволюционным и поступательным путем без сопротивления занять свое место в политико-правовой системе империи.
Прогнозируемой тенденцией в изучении исторических источников можно считать определение круга вопросов о формировании и функционирования политико-правовых систем кочевых обществ. Развитие исторической мысли на основе всестороннего комплексного анализа исторических источников показывает необходимость определения критериев их оценки и классификации. Появилась необходимость в новой постановке проблемы по исследованию социально-политической структуры, системы управления, норм права кочевого общества. Обширность источниковой базы (лингвистические источники, генеалогические предания, фольклор) при использовании новых методов анализа дает возможность всестороннего исследования проблемы сложения и развития политико-правовых систем кочевых государств и их моделирования.
Литература
- Почекаев Р.Ю.Эволюция торе в системе монгольского средневекового права// Монгольская империя и кочевой мир. Улан-Удэ, 2004.
- Golden P.B. Imperial ideology of the Sourses of Political Unity Amongst the the Pre-Cingggisid Nomads of Western Eurasia. Wiesbaden. 1982.
- Барфилд Т.Дж. Опасная граница: кочевые империи и Китай (221г. до н.э.-1757 г. н.э.). Спб, 2009.
- Трепавлов В.В. Государственный строй Монгольской империи XIII в.: Проблема исторической преемственности,М., 1993.
- Скрынникова Т.Д. Харизма и власть в эпоху Чингисхана. М., 1997.
- Крадин Н.Н. Империя Хунну. М., 2002.
- Бартольд В. В. Работы по истории и филологии тюркских и монгольских народов. М., 2002.