К вопросу о языковой личности в переводном художественном тексте

Согласно данным психологии, личность — сложное целое, но в нем можно выделить три основ­ные стороны, или три блока. Первый блок — направленность личности, система ее отношений к ок­ружающему миру. Сюда включаются мотивы поведения личности (мотивами называют причины, по­буждающие личность к тому или иному поведению, к той или иной деятельности), в частности, по­требности, чувства, интересы. Второй блок — это возможности личности, психологические предпо­сылки успешности ее деятельности (в частности, способности). Третий блок — стиль, психологиче­ские особенности поведения личности (темперамент и характер). Иными словами, личность характе­ризуется тем, как действует человек и почему он действует так, а не иначе [1; 58].

Что касается языковой личности, то вслед за Ю.Н.Карауловым мы понимаем ее как совокуп­ность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых текстов, которые различаются: а) степенью структурно-языковой сложности, б) глубиной и точно­стью отражения действительности, в) определенной целевой направленностью [2, 3]. Структура язы­ковой личности представляется состоящей из трех уровней: 1) вербально-семантического, предпола­гающего для носителя нормальное владение естественным языком, а для исследователя — традици­онное описание формальных средств выражения определенных значений; 2) когнитивного, единица­ми которого являются понятия, идеи, концепты, складывающиеся у каждой языковой индивидуаль­ности в более или менее упорядоченную, более или менее систематизированную «картину мира», от­ражающую иерархию ценностей. Когнитивный уровень устройства языковой личности и ее анализа предполагает расширение значения и переход к знаниям, а значит, охватывает интеллектуальную сферу личности, давая исследователю выход через язык, через процессы говорения и понимания — к знанию, сознанию, процессам познания человека; 3) прагматического, заключающего цели, мотивы, интересы, установки и интенциональности. Этот уровень обеспечивает в анализе языковой личности закономерный и обусловленный переход от оценок ее речевой деятельности к осмыслению реальной деятельности в мире [2; 5].

Первый и второй уровни структуры языковой личности в нашем исследовании были основаны на лексикографическом описании формальных средств выражения значений «человек один» и «чело­век не один» в казахском и русском языках. Антропоцентризм языка усматривается в том, в какой степени и в какой форме основные репрезентируемые в языке понятия соотносятся, сопрягаются с человеческим фактором. В нашем исследовании это эксплицировано в понятиях «человек» и «мно­жество».

Обзор научной литературы, посвященный изучению понятия «человек», свидетельствует об ак­туальности вопроса о представленности фундаментального понятия «человек». Так, Ю.С.Степанов, наряду с другими, рассматривает концепт «человек» как предмет русской культуры: «... концепт «Человек» приобретает разные «измерения», «параметризуется». Ничто так не параметризовано, как человек. Сотни, если не тысячи, слов в каждом языке — это название одного и того же — «человека», но в зависимости от его разных «параметров» [3; 697]. Р.И.Розина осуществляет анализ концептов «человек» и «личность» [4; 52-56]. Типы номинаций для обозначения статусов лица рассматриваются в работе Н.И.Мигириной [5]. Л.В.Чернышова проводит исследование образа человека по данным русской паремиологии [6; 273-282]. Г.А.Крюкова анализирует русское слово на материале концепта «государство» в социолингвистическом аспекте [7; 238-242]. Ю.А.Бельчиков исследует обществен­но-политическую лексику В.Г.Белинского, сравнивая употребление слов со значением «множество людей» [8]. В.В.Новицкая, рассматривая понятие «множество» в системе имен существительных, де­лит микросистему лексических средств выражения множества на четыре класса, среди которых вы­деляет и совокупность людей: «Наиболее сложную структуру в микросистеме имеет класс лексем с идентифицирующей семемой «совокупность людей» [9; 42].

В процессе исследования на основе анализа характера, форм, количественной представленности тематической группы «человек» и форм сопряженности этого понятия с понятием «множество» вы­явлена специфика национального мировосприятия носителей казахского и русского языков, опреде­лено место сопряженных понятий «человек» и «множество» в национальной языковой картине казах­ского и русского народов. Далее определены ядерные и периферийные лексемы, в семантике которых сопряжены понятия «человек» и «множество», выявлены сходства и различия в характерах, формах сопряженности понятий «человек» и «множество» в казахском и русском языках, осуществлена ин­терпретация результатов исследования в рамках проблемы «язык и культура» с целью определения места понятия «человек» и «множество» в национальной языковой картине казахского и русского народов. Так, сопоставление лексем выявило разную картину качественной представленности иссле­дуемых лексем. В семантическом аспекте лексемы представлены достаточно широко. Особенностью семантической структуры лексико-семантического варианта ядерной лексемы казахского языка явля­ется взаимосвязанность сем «человек» и «количество», отличительная особенность ядерной лексемы русского языка — реализация сем «человек» и «количество» в разных словах, а также продуктив­ность в образовании парных слов в устаревшем значении.

В казахском языке понятие «человек» наполнено определенным социальным содержанием. В традиционной казахской культуре человек прежде всего член общества, в нем преобладает общест­венное начало. В казахском языке, в отличие от русского, ядерная лексема адам во 2 и 3 значениях имеет собирательное, обобщенное значение и предстает перед нами как совокупность лиц: человече­ство, большинство. В традиционной казахской культуре адам прежде всего член общества, в нем преобладает общественное, коллективное начало, поэтому в казахском языке понятие «человек» на­полнено социальным содержанием в большей степени, чем в русском. Ядерная лексема адам пара­метризует идеальное значение — «человек, какой он должен быть». В базовых номинациях понятия «человек» наблюдается параметризация в зависимости от совокупности индивидуальных качеств, а также от принятых национальных форм поведения — почитания старших по возрасту, гостеприимст­ва; мировосприятия; фактора времени; языковой ситуации; физических и духовных качеств; сферы и цели общения.

В русском языке лексема человек достаточно широко реализуется в первом значении, что обу­словлено обобщенным характером данного значения. Актуальным и продуктивным в языке является и второе значение слова, обозначающее равноправного члена общества, обладающего высокими мо­ральными и интеллектуальными качествами. Концепт человек приобретает разные «измерения», «па­раметризуется»: в физическом и духовном планах, в духовном плане, в зависимости от общественных отношений, от совокупности характерных признаков, от политических и общественных интересов, а также может иметь терминологизированное значение Отличительной особенностью ядерных лексем русского языка является их суммарная непродуктивность в образовании пословиц и поговорок, при этом все исследуемые лексемы, в отличие от лексем казахского языка, являются компонентом фразеосочетаний.

Ядерные лексемы казахского и русского языков употребляются преимущественно в научной, официально-деловой письменной и устной речи, в публицистическом и разговорном стилях. Боль­шинство фразеосочетаний и производных данных слов являются стилистически маркированными и употребляются в качестве терминов в области литературы, философии, дипломатии, социологии.

В исследуемых языках выявлены эквивалентные лексемы, которые в количественном и качест­венном плане представлены по-разному. Как в казахском, так и в русском языках имеются лексемы более или менее продуктивные в семантическом, словообразовательном и фразеобразовательном планах. Сопоставительный анализ производных эквивалентных лексем показывает, что в казахском (в большей степени) и русском (в меньшей степени) языках семантика производных шире, чем се­мантика зафиксированной в словаре лексемы.

Сопоставляемые языки имеют общие словообразовательные значения, однако различаются сте­пенью продуктивности и характером словообразовательных значений.

В работе исследовались имена существительные казахского и русского языков, в которых поня­тие «человек» представлено как полное и неполное множество людей, при этом они обозначают со­ответственно абсолютное и относительное количество людей. Они объединяются в лексико-семантическую микросистему на основе ядерного значения «человек не один». В сопоставляемых языках выявлено большое количество лексем со значением «множество», при этом архисема «чело­век» присутствует в них эксплицитно или имплицитно. В сопоставляемых языках между ядерными номинациями понятия «человек» наблюдаются привативные и эквиполентные оппозиции. Наиболее характерными отношениями между исследуемыми объектами являются гиперо-гипонимические от­ношения, отношения «род-вид», «часть-целое», «элемент-множество». Класс исследуемых лексем имеет сложную структуру, обусловленную семантическими оппозициями один-много, положитель­ное-отрицательное, реальное-идеальное, желательность-нежелательность, свобода-необходимость, развитие-преемственность, свое-чужое (не свое), наличие-отсутствие, начало-конец, зависимость-независимость и другие. На данные оппозиции могут накладываться оппозиции лексем по сфере их употребления (нейтральные, терминологические, разговорные и другие), функционирования в речи (устаревшие, диалектные, специальные и другие). Сопряженность понятий «человек» и «множество» присутствует в большей части исследуемых объектов и представлена в сопоставляемых языках как лексическими номинациями, так и описательными единицами. Наиболее ярко и богато сопряжен­ность представлена в казахском языке.

Третий уровень структуры языковой личности предполагается рассмотреть на тексте художест­венного характера, в частности на переводном тексте романа И.Есенберлина «Кочевники». «Лингво-когнитивный план дискурса связан со знаниями и представлениями языковой личности. Изучение авторского контекста основано на взаимодействии ментальных и языковых структур, на системе от­ношений «мышление-язык-речь». Высший, мотивационный, уровень устройства языковой личности более подвержен индивидуализации и потому менее ясен по своей структуре. Прагматикон личности, т. е. уровень, соотносящий мотивы, установки, цели с речевым поведением, заслуживает особого внимания» [10; 697].

По мнению С.Е.Никитина, языковое сознание реализуется в речевом поведении. Поэтому, гово­ря о языковом сознании личности, следует иметь в виду те особенности речевого поведения индиви­дуума, которые определяются коммуникативной ситуацией, его языковым и культурным статусом, социальной принадлежностью, полом, возрастом, психическим типом, мировоззрением, особенно­стями биографии и другими константными и переменными параметрами личности. Языковое само­сознание является частью культурного самосознания. Между сознанием элементов языка и других элементов культуры нет четко выраженной границы. В переломные исторические эпохи родной язык становится символом национального самосознания. Существенно также, что осознание элементов языка или языковой структуры текстов совершается теми средствами и идет по тем путям, которые предоставляет личности культура [11; 34, 35]. Так, в исследуемом тексте романа перед нами предста­ет языковое самосознание в обобщенном виде, что составляет сущность человеческого мышления. Эта сущность отложилась в языке, сказалась на речевом поведении языковой личности целого наро­да, т. е. проявилась в языковом сознании и самосознании. Главными свойствами здесь являются опора на опыт предшествующего поколения, подчинение исторической ситуации и определенным сложив­шимся этическим нормам, обычаям, традициям. Лингвистическим свидетельством этой социальной особенности может служить ряд маркированных временем слов султан, десятник (онбасы), жузба-сы, мынбасы, темник, нойон, улус, племена, жуз, род, хан, чингизид, импрам, батыр, джигит, торе, жырау, бек и др.; словосочетаний золотоордынский престол, чингизидовские роды, ханский титул, степные разрозненные роды и др. Это наблюдается и в употреблении лексем со значением «человек» и «совокупность людей» или их составляющих. Для примера приведем общие характеристики или выразительные фрагменты проявления национального сознания народа или отдельно взятой лично­сти в период процесса объединения казахских племен после распада империи Тимура, борьбы с ино­земными завоевателями из первой книги трилогии И.Есенберлина в переводе М.Симашко [12].

1. В одном котле невозможно варить головы сразу двух баранов. И кому довелось встретить двух волков, которые бы не передрались из-за ягненка?
2. Семнадцати лет от роду был поднят на белой кошме Абулхаир в знак провозглашения его ха­ном. Птица счастья опустилась на его голову, и в жертву принесен был белый верблюд. Но чем вы­ше поднимается по лестнице славы человек, тем больше становится у него врагов.
3. Львиное сердце должно быть у того, кто правит людьми и берет на себя ответственность за них перед богом.
4. Пусть руки отпадут у того, кто не радеет за родственников.
5. Людская молва чернит похуже сажи.
6. Можно отрубить голову, но нельзя отрубить язык.
7. «О изменчивый мир!.. Сейчас, пока их жизнь в моих руках, они сгибаются в три погибели. А попробуй хоть на минуту обессилеть среди людей. Как от прокаженного, побегут тогда от тебя, и самый последний из них тут же переломает тебе спину! Такова жизнь, и изменить ничего нельзя...»
8. Нет на свете мук сильнее, чем болезненная мания преследования.
9. — Пусть каждый скажет, что думает! — предложил Джаныбек.

У казахов издавна учили так сыновей. И хоть немудреная была эта школа, но знания остава­лись на всю жизнь, а потом передавались следующему поколению. Младшим нельзя говорить раньше старших.

1. Вся степь присудила ему эту вескую приставку — жырау.
2. Когда люди обрастают жирком, их не поднимешь и плетью.
3. Перед смертью отступает все — вражда, зависть и прочие страсти бренного мира.
4. Нужно делать свое дело, и если оно действительно имеет смысл, то не грозит ему забве­ние.
5. Но не только о сегодняшнем дне следует думать человеку, строящему государство...
6. Одним лишь страхом хочет он сковать людей в единое государство. Недолговечный это клей — человеческий страх. Да и суровость лишь тогда приносит плоды, когда идет в ногу со спра­ведливостью. Малейшее лукавство или отступление от правды — и жестокое самовластие высту­пает наружу, чтобы похоронить в скором времени все под собой. Разве не показал его предок Чин­гисхан, что это прямой путь к национальному вырождению?
7. Только теперь поняли люди то, что раньше понимали лишь отдельные дальновидные вожди и народные жырау-прорицатели. Без сильного единого государства не останется на земле казахов.
8. Завет отца своего, Джаныбека, помнил он: не может существовать казахское государство без своих городов. Долгая и жестокая предстояла борьба, но другого выхода не было...
9. Чего только не видела казахская степь, каких потрясений не пережила за свою многовеко­вую историю! Кажется, не было на земле завоевателей, которые не прошли бы по ней с огнем и ме­чом. Но, как примятая копытами трава, снова расправлялся и оживал народ. Да, покуда корни в родной земле, не вырвать, не вытоптать его. Снова и снова оживет он!

В приведенных выше примерах переводного художественного текста исторической трилогии показаны социальные, групповые и собственно индивидуальные черты. Совокупность данных черт определяет исторический языковой образ эпохи разъединения казахов и междоусобных войн.

Исходя из приведенных выше примеров можно говорить об эволюции казахской языковой лич­ности. Следовательно, речь идет о взаимосвязанности параметров исторической и современной лич­ности относительно жизненных идеалов, иерархии ценностей в картине мира и моральных принци­пов, основанных на любви к родной земле, приоритете национального благоустройства, а также кон­солидации сил и возможностей в строительстве государства.

В данных ниже фрагментах, на наш взгляд, сделаны чрезвычайно важные характеристики язы­ковой личности в плане речевого поведения, раскрывающие индивидуальность говорящего, его ха­рактер, намерения, жизненные ценности, моральные нормы. Читатель воспринимает психологиче­скую и социальную характеристики говорящего, вычитывая из них дополнительную экстралингвис­тическую информацию.