Другие статьи

Цель нашей работы - изучение аминокислотного и минерального состава травы чертополоха поникшего
2010

Слово «этика» произошло от греческого «ethos», что в переводе означает обычай, нрав. Нравы и обычаи наших предков и составляли их нравственность, общепринятые нормы поведения.
2010

Артериальная гипертензия (АГ) является важнейшей медико-социальной проблемой. У 30% взрослого населения развитых стран мира определяется повышенный уровень артериального давления (АД) и у 12-15 % - наблюдается стойкая артериальная гипертензия
2010

Целью нашего исследования явилось определение эффективности применения препарата «Гинолакт» для лечения ВД у беременных.
2010

Целью нашего исследования явилось изучение эффективности и безопасности препарата лазолван 30мг у амбулаторных больных с ХОБЛ.
2010

Деформирующий остеоартроз (ДОА) в настоящее время является наиболее распространенным дегенеративно-дистрофическим заболеванием суставов, которым страдают не менее 20% населения земного шара.
2010

Целью работы явилась оценка анальгетической эффективности препарата Кетанов (кеторолак трометамин), у хирургических больных в послеоперационном периоде и возможности уменьшения использования наркотических анальгетиков.
2010

Для более объективного подтверждения мембранно-стабилизирующего влияния карбамезапина и ламиктала нами оценивались перекисная и механическая стойкости эритроцитов у больных эпилепсией
2010

Нами было проведено клинико-нейропсихологическое обследование 250 больных с ХИСФ (работающих в фосфорном производстве Каратау-Жамбылской биогеохимической провинции)
2010


C использованием разработанных алгоритмов и моделей был произведен анализ ситуации в системе здравоохранения биогеохимической провинции. Рассчитаны интегрированные показатели здоровья
2010

Специфические особенности Каратау-Жамбылской биогеохимической провинции связаны с производством фосфорных минеральных удобрений.
2010

К вопросу о предполагаемом масонстве российского императора Павла I

Во второй половине 1980-х — начале 1990-х гг. в отечественной исторической литературе появился ряд публикаций, посвященных так называемому «политическому масонству» начала XX в. [1-3]. Публикации вызвали громкий научный и общественный резонанс. Интерес к проблеме вызвал поток не только научных, но и квазинаучных сочинений, причем именно последние стали определять тот социальный фон, на котором разворачивалась деятельность профессиональных историков. Позд­нее были переизданы классические труды по истории российского масонства [4-8]. Появились сбор­ники статей и отдельные публикации о масонах откровенно апологетического содержания [9], хотя в обыденном сознании (в меньшей мере в научном сообществе) возобладали преимущественно нега­тивные оценки их деятельности в России, во многом аналогичные положениям, высказанным еще в 1932 г. председателем Архиерейского собора Русской Православной Церкви за границей митрополи­том Антонием. Православный священник писал, в частности: «Одним из самых вредных и поистине сатанинских лжеучений в истории человечества является масонство.. Масонство есть тайная интер­национальная мировая революционная организация борьбы с Богом, с христианством, с Церковью, с национальной государственностью и особенно государственностью христианской» [10; 173]. Ко­нечно, современные ученые с большей осторожностью рассуждают о всемирном масонском заговоре или о гибели Российской Империи в результате деятельности масонских лож, но негативные послед­ствия влияния масонства на русскую культуру и русскую политическую жизнь признаются сегодня некоторыми современными российскими авторами.

Сама природа исторического познания заставила людей, изучавших «политическое» масонство начала XX в., обратиться к более ранним периодам его истории, в частности, к «золотому веку» рос­сийского масонства — XVIII столетию.

Материалы XVIII в. предоставили широкий простор для многочисленных философских и исто­рических спекуляций, связанных с деятельностью масонских лож в России. Одна из самых популяр­ных — возможное масонство великого князя и наследника российского престола, а с ноября 1796 г.—    российского императора Павла Петровича.

За последние два десятилетия в России подготовлено огромное количество публикаций и о Пав­ле I, и о Екатерине II. Сюжет о масонских ложах и их деятельности, а также о членстве Павла Петро­вича в масонских организациях не был обойден вниманием. Наметилась любопытная закономер­ность: те авторы, которые высоко оценивали деяния Екатерины II, признавали гонения на масонов в ее царствование (иногда косвенно) вполне оправданными, а, следовательно, деяния масонов вынуж­дены были рассматривать как некое зло. Признавая, что Павел I переиначил многое из сделанного Екатериной Великой, эти авторы склонны гиперболизировать его связь с масонскими ложами. То есть для них Павел в сравнении с Екатериной плох уже потому, что тесно связан с масонами. К при­меру, современный исследователь В.С.Лопатин без всяких сомнений называет Павла «царем- масоном» на том основании, что новый император с первых дней окружил себя масонами, приступил к опрусачиванию русской армии (главным его помощником в этом деле выступил масон Репнин), боялся народного героя А.В.Суворова, подвергнув его «неожиданной и вдвойне несправедливой опале» [11; 149-151] и т.п. Итак, авторы, склонные со знаком «плюс» оценивать деяния и личные качества Екатерины, противопоставляя мать сыну, со знаком «минус» оценивают деяния и личные качества Павла, объясняя их, не в последнюю очередь, его масонством.

Историки, пытающиеся отойти от преимущественно негативных оценок павловской эпохи, не ставят вопроса о возможном масонстве Павла Петровича вовсе, чтобы не добавлять негативных ха­рактеристик своему герою. А.М.Песков, автор книги о Павле I, изданной в серии «Жизнь замечатель­ных людей», прямо указывает: «Масонство Павла — особый сюжет, не вмещающийся в основной корпус анекдотов, документов и комментариев, их которых составлена эта книга, — потому, что это сюжет для чуждого нам мифа, предполагающего поиск тайных недругов вне нас.» [12; 344].

Историографическая ситуация осложнена еще и тем, что достоверных исторических источников как о деятельности масонов в России вообще, так и о масонстве Павла Петровича в частности до на­ших дней почти не дошло, что позволяет авторам чересчур смело, в зависимости от своих научных и политических симпатий, интерпретировать отдельные правительственные указы, свидетельства ме­муаристов, эпистолярное наследие и проч. Следует признать правоту профессора Института истории Польской академии наук Людвика Хасса, призывавшего коллег: «Именно в наши дни необходим, как никогда раньше, спокойный и взвешенный подход к разбираемой теме, не «разоблачения», а объек­тивный анализ. Поэтому сейчас необходимо прежде всего уделить глубочайшее внимание источни­коведческим, методологическим и методическим вопросам истории русского масонства.» [3; 25]. Увы, призыв почтенного исследователя отказаться от излишней политизации при обращении к дан­ной проблематике, по большому счету, так и не был услышан. Малопочтенные мифы обыденного сознания по отношению к масонам, пережившие столетия, продолжают тиражироваться и в наши дни. К примеру, тетушка Г.Р.Державина Ф.С.Блудова считала масонов «отступниками от веры, еретика­ми, богохульниками, преданными антихристу, о которых разглашали невероятные басни, что они заочно за несколько тысяч верст неприятелей своих умервщляют». Редкая работа современных авторов обходит­ся без пересказа этой цитаты из мемуаров Державина. Обычно мысль Ф. С.Блудовой подается как своеоб­разный «Vox рориіі».

Цель настоящей статьи — разобрать высказанные в литературе представления о русском масон­стве последней трети XVIII в. и о возможном членстве в масонских ложах Павла Петровича.

Мы вправе выделить два подхода к решению вопроса о природе и сущности масонства. Первый связан с абсолютным отрицанием каких бы то ни было положительных черт у масонов. Начало этой традиции в России заложила Екатерина II. Считается, что она является автором брошюры «Тайны противонелепого общества» (1780 г.), в которой масонство откровенно высмеивается как «болтанье и детская игрушка». В первой половине 1786 г. в Эрмитажном театре были поставлены три комедии, разоблачавшие «мартышек» («Обманщик», «Обольщенный», «Шаман Сибирский»). Императрица с гордостью писала своим иностранным корреспондентам об огромном успехе ее пьес. Понятно, что в Санкт-Петербурге масонов начали высмеивать и порицать. Отзвуки этого порицания зафиксировал еще А.С.Пушкин, заметивший: «... Старушки бранят повес франмасонами и волтериянцами — не имея понятия ни о Вол(тере), ни о фр(анмасонстве)» [13; 178]. По В.И. Далю, «фармасон» в живом великорусском языке есть «вольнодумец и безбожник» [14; 532]. В обществе упорно носились слухи, что масонские ритуалы не только богохульны, но и кровавы [15; 96]. Разгром московских масонов в 1792 г. и расправа над Н.И.Новиковым стали квинтэссенцией екатерининской политики по отноше­нию к «вольным каменщикам». В последующие времена отношение к масонству, по словам Н.А.Бердяева, носит характер исключительно эмоциональный, а не познавательный. Он справедливо отмечал, что в XX в. «вопрос о масонстве ставится и обсуждается в атмосфере культурного и нравст­венного одичания, порожденного политическим ужасом перед революцией. . Розыск агентов «жидо­масонства», мирового масонского заговора имеет ту же природу, что и розыск большевиками агентов мирового контрреволюционного заговора буржуазии. Толком никто ничего о масонстве не знает. Об­личители масонства питаются подметными листами, крайне недоброкачественными и рассчитанными на разжигание страстей, написанными в стиле погромной антисемитской литературы» [16; 92].

Пояснения Н.А.Бердяева применимы, к сожалению, не только к русской эмигрантской литерату­ре. В Советском Союзе о масонах и масонстве писали не только ученые, но, едва ли не в большей степени, журналисты и политические обозреватели. Примером может служить книжка собственного корреспондента газеты «Правда» в Италии Г.Р.Зафесова, изданная в серии «Империализм. События. Факты. Документы» [17]. Автор обличил «невидимое» влияние масонства, «претендующего ныне не более и не менее как на вершителей судеб стран и народов». Эта традиция сохраняется и в современ­ной России. С 1996 г. издается серия историко-архивных исследований под названием «Терновый венец России». О.А.Платонов, книги которого, как следует из аннотации, посвящены «изучению тай­ной войны против России западных иудейско-масонских организаций и спецслужб», издал в этой се­рии весьма объемный труд (91 п. л.), разделы которого прекрасно передают его содержание, напри­мер: «Цели и задачи преступного сообщества масонов», «На путях заговоров и революций», «Связи масонов с еврейскими большевиками» и т.п. [18] Еще раз подчеркнем, что подобные издания рассчи­таны в первую очередь на массового читателя, на формирование определенных стереотипов и клише, влияющих на обыденное сознание. Добросовестные ученые брезгуют критикой такого рода сочине­ний, обходят их презрительным молчанием и, может быть, напрасно.

Другая традиция в отношении природы и сущности русского масонства гораздо менее полити­зирована и представлена трудами крупнейших русских историков и философов, среди них В. О. Ключевский, П.Н.Милюков, прот. Георгий Флоровский, Р.В.Иванов-Разумник, В.В.Зеньковский, М.Н.Лонгинов, А.Н.Пыпин, Г.В.Вернадский и многие другие. Они по-разному понимали идеологию и мировоззрение русских масонов, дали неодинаковое толкование их практической деятельности (прежде всего Н.И.Новикова), неоднозначно оценивали вклад масонов в формирование русской куль­туры и проч. Их построения роднит одна общая черта: они считали масонство в России явлением да­леко не случайным, подходили к его изучению как к изучению особого социально-политического и культурного феномена, пытались опереться на источники и т.п. Масонство для них не мишень, а объ­ект изучения. При таком подходе пропадала возможность говорить о борьбе масонов с «христиан­ской государственностью», об их борьбе с политическим режимом Екатерины II, о претензиях масо­нов на мировое господство, о засилье еврейского начала в масонстве (по крайней мере, применитель­но к XVIII в.) и проч. По счастью, традиция научного изучения истории русских масонов не прерва­лась и в наши дни [19-21]. Существуют и дельные популярные статьи о масонах [22].

Итак, в обыденном сознании и некоторых публикациях, претендующих на научность, доминиро­вали и доминируют однозначно негативные оценки масонов как непримиримых врагов православия, церкви, государства, русского народа; одновременно в ряде публикаций имеют место представления о масонстве как о куда более сложном и значимом явлении.

Суммируя высказанные философами и историками мнения, получим следующие представления о сущности и природе масонства, утвердившиеся в научной литературе. Век просвещения породил в России увлечение европейскими философскими конструкциями. Любимым автором Екатерины, а вслед за ней и большинства русской читающей публики, сделался Вольтер. Мы разделяем следующее мнение С.Е.Юркова о Вольтере и вольтерьянстве: «В его трактатах и романах «просвещенная моло­дежь находила привлекавший ее дух скептицизма и иронии, сочетавшийся с культом гедонизма и чувственных удовольствий»» [21; 109]. Понятия «вольтерьянец» и «вольнодумец» стали синонимами. Быть таковыми стало и модно, и престижно — подданный, по принципу «мир живет примером госу­даря», лишь уподоблялся императрице. Но, с гордостью называя себя «вольтерьянкой», Екатерина должна была соотнести свои идейные убеждения (если признавать наличие таковых) с делами управ­ления огромной империей, с необходимостью укрепить существующий в России политический ре­жим. Именно поэтому русские вольтерьянцы, подобные Екатерине, не могли и не желали следовать идеям выдающегося французского мыслителя в полном объеме. По мнению П.Н.Милюкова, сама Екатерина продолжала понимать вольтерьянство «в более узком и низменном смысле эпохи своего детства: в смысле победы «здравого смысла» над «суеверием» — в смысле легкой чистки человече­ских мозгов, а не упорной борьбы за реформу человеческих учреждений и верований» [23; 341]. Под понятия «суеверия» и «предрассудки» русские вольтерьянцы готовы были подвести православие, Русскую Православную Церковь, традиционную мораль, принятую в обществе систему ценностей, стереотипы поведения и многое другое. Отсюда — превращение отрицания в этический принцип, норму жизни, когда отрицание смысла, релятивизм становятся сущностью и оправданием существо­вания самого вольтерьянства. В представлениях XIX в. вольтерьянец характеризовался такими чер­тами как поверхность, насмешливость, критицизм, склонность к отрицанию и разрушению авторите­тов, эгоизм, тщеславие, отсутствие понятия о долге и жертве [21; 110, 111].

Впрочем, справедливости ради отметим, что русский дворянин самого Вольтера, как правило, не читал, а всего лишь следовал примеру государыни или новой моде. «Новые идеи служили доказа­тельством утонченного образования в высших кругах светского общества. Какой-нибудь князь X или граф Y сообщал в кружке гостей самую последнюю парижскую новость, привезенную с только что полученной почтой или лично услышанную за границей. Бога, оказалось, вовсе нет, а попы и монахи —     простые шарлатаны. Эти самоновейшие открытия «философов» разносились сливками петербург­ского общества с таким же усердием, с каким они привыкли разносить городские сплетни и слухи», —     писал П.Н.Милюков [23; 342]. Однако действительно думающие и читающие русские люди, ис­кренне возражая против «мнимой набожности» и никогда не путая философское наследие Вольтера с «русской карикатурой» на французский оригинал, не могли долго разделять взгляды, так ярко опи­санные П.Н.Милюковым. В лучшем случае для них это было сиюминутное увлечение, игра. В этом смысле характерна эволюция взглядов Д.И.Фонвизина. В Петербурге, попадая в тон веселой компа­нии, он смеялся и вышучивал православие. Но, посетив Москву, побеседовав с Г.Н.Тепловым, пере­жив настоящий духовный кризис, Денис Иванович сделался «стародумом», идеализируя, в частности московскую старину. Другой молодой человек, И.В.Лопухин, не удовлетворившись только сочине­ниями Вольтера, проштудировал других французских философов, в частности фундаментальный труд Гольбаха (материалиста и атеиста, идеолога французской буржуазии [24; 120]) «Система приро­ды, или О законах мира физического и мира духовного», сделал из него переводы, но затем сжег их и во искупление написал рассуждение «О злоупотреблении разума некоторыми новыми писателями». Подобно Фонвизину, Лопухин искал спасения в вере, но нашел его не в православии, а в масонстве. Этим же путем пошли Н.И.Новиков, И.П.Елагин и другие виднейшие русские масоны.

Принципиальный вывод П.Н.Милюкова о том, что от вольтерьянства возможна эволюция либо к православию, либо к масонству, как будто разделяется всеми современными специалистами. Спра­ведливости ради отметим, что у вольтерьянца была еще одна возможность: покинуть Петербург, уехать в деревню и там закоснеть в своем скептицизме. «Екатерининский вольтерьянец Свой праздный век в деревне пробрюзжал», — со знанием дела писал Максимилиан Волошин. По данным Н.Д.Чечулина, финал у вольтерьянца был трагичен: меланхолия, мизантропия, даже самоубийство [25; 78]. Отсюда проистекает важнейшая составляющая русского масонства — его близость к христи­анству, по крайней мере, с точки зрения самих «вольных каменщиков». На вопрос немецких масонов их русские братья твердо ответили, что обряды Греко-российской церкви так сходны с масонскими, что нельзя сомневаться в том, что они имеют один источник [26; 137]. Московский митрополит Пла­тон, испытав твердость в вере Н И.Новикова, доносил Екатерине, что молит Бога, «дабы во всем мире были христиане таковые, как Новиков». При этом Платон осудил «гнусные и уродливые порождения так называемых энциклопедистов» [27; 836, 837]. Впоследствии И.В.Лопухин, ставший одним из са­мых заметных русских масонов, написал работу «Нравственный Катехизис истинных франмасонов». Вот выдержка из него:

Вопрос. «Какова цель Ордена истинных франмасонов?»

Ответ: «Главная его цель та же, что и у Христианства»

Вопрос. «В чем должна главным образом заключаться деятельность истинного франмасонства?»

Ответ: «Следовать Иисусу Христу» [28; 362].

Чтобы сделаться масоном, по Лопухину, надлежит добиться проникновения «всего себя Страхом Божеским и применение этого в поступках, тщательное следование всем законам, указанным в Еван­гелии. . Усердно и верно следовать всем догматам и наставлениям своей религии. Только принад­лежащие к христианской религии могут быть допущены в общество Рыцарей — искателей истины» [28; 361]. Стало быть, для русских образованных людей, подобных Новикову и Лопухину, масонство есть религия и вера, но только очищенная, облагороженная разумом. Масонство для них есть «духов­ное христианство».

Одновременно, по мысли крупного русского философа В.В.Зеньковского, масонство было явле­нием внецерковной религиозности, свободной от всякого церковного авторитета. В итоге, с одной стороны, масонство уводило от «вольтерьянства», с другой — от Церкви. Русские масоны были «за­падниками», они ждали откровений и наставлений от «западных» братьев, поэтому положили так много труда для приобщения русских людей к огромной религиозно-философской литературе Запада [29; 64, 65]. Масонство полагало себя вместилищем надысторической и универсальной религиозно­сти, основанной на внутренней уверенности в существовании общечеловеческого нравственного за­кона. Приоритетным для масонов, по мнению М. И. Микешина, является воспитание и образование, а не борьба за нового человека; убеждение, а не принуждение; прощение, а не месть. Масонство пред­полагает пройти путь, но не претендует на обязательность [20; 163].

Верно и то, что во второй половине XVIII в. традиционное православие удивительным образом сочеталось в умах и душах, и не только у масонов, с верой в магию, кабалистику, оккультизм, алхи­мию и проч. Все большую роль в масонстве играла мистика. Все это вкупе обычно называлось ок­культными науками. Их ядром служили так называемые «герметические» науки — по имени Гермеса Трисмегиста, которому приписывалось изобретение письменности, наук и искусств. Среди «гермети­ческих» наук на первый план выходили алхимия, позволявшая найти философский камень и на его основе создать Панацею — всеобщее лекарство для людей, и астрология, покоящаяся на вере в зави­симость людских судеб от движения небесных тел. Масоны различали науки древние и современные (для XVIII в. — Ю.С.). К первым относили магию, т.е. сверхъестественную способность человека воздействовать на живую и мертвую природу, и ее разновидности — теургию (возможность избран­ных общаться с богами и духами) и каббалу (поиск смысла всех вещей в буквах и цифрах, исцеляю­щих средств — в амулетах и формулах; отсюда проистекала вся масонская символика). Среди совре­менных наук масонов заинтересовал так называемый «животный магнетизм», открытие которого приписывали французскому врачу Месмеру.

Для христианских церквей все поименованное выше обозначается как суеверие («тщета мир­ская», по В.И. Далю) и ни при каких условиях не могло быть одобрено. В силу указанных обстоя­тельств не только Русская Православная Церковь, но и католическая церковь в лице Папы римского не могли принять деятельность масонских лож. Принято считать, что папа Клементий XII специаль­ной буллой от 24 апреля 1738 г. установил, что «принадлежность к масонству несовместима с като­лической верой и ведет к немедленному отлучению от церкви» [17; 17]. Именно поэтому иезуиты, после роспуска их ордена пригретые в России Екатериной, сделались врагами масонов [30; 364], именно поэтому русские православные иерархи возвышают свой голос против масонов, вплоть до сегодняшнего дня [31], и также поступают католические священники [32].

С точки зрения многих авторов, мораль масонства была хорошо проработана. Основу ее соста­вили нравственное совершенствование личности (по крайней мере, для низших степеней посвящен­ных) на основе стремления к добру, избегания зла и самопознания. В пику вольтерьянству в масонст­ве существовал запрет на смех (высмеивание других), ибо это разрушало братскую любовь. Надлежа­ло также избегать чувственных удовольствий, в том числе чревоугодия и физической близости, сми­ренно сносить бедность и болезни. С.Е.Юрков полагал, что земной мир, плоть и сатана связаны в ма­сонской идеологии и морали неделимым единством. Этот мир для масонов есть зло, царство анти­христа, поэтому и все явления посюстороннего мира, в том числе искусство и наука, есть дьявольское порождение, нравственное зло [21; 117, 118]. Подобный вывод вызывает возражение. На наш взгляд, масоны признавали наличие зла в мире и обществе и всеми силами пытались бороться с ним разно­образнейшими способами, но они, конечно же, не отрицали этот мир подобно альбигойцам, исмаили- там или богомилам. Жесткая нравственная требовательность масонов и их широкая благотворитель­ная деятельность — лишнее тому подтверждение.

Увлечение масонов мистикой и оккультизмом приводило к их стремлению окутать свою дея­тельность глубокой пеленой таинственности. Природу ее удачно вскрыл С.Е.Юрков. По его мнению, таинственность с позиций семиотических есть центр повышенного внимания, область «сверхзначи­мости». С гносеологических позиций тайна — напоминание о том, что не все в мире доступно рацио­нальному познанию, что существует сфера неподвластного разуму вечного «иного». С психологиче­ской точки зрения таинственность есть балансирование на грани бытия и небытия, знание о котором способно перевернуть реальный мир. Все это обостряется в атмосфере присутствия смерти — отсюда и вся масонская обрядность с кровью, черепами, скелетами, раскаленным железом, черным цветом, надписями «memento mori» и прочими ужасами. Именно поэтому масон, по мнению С.Е.Юркова, «чужд» этому миру, в то время как вольтерьянец просто «другой». Таинственность всегда серьезна и всегда значительна. Отсюда и страх, который вызывали масоны у обывателя и который трактуется исследователями как «благоговейный», «суеверный», «панический». Одновременно таинственность есть способ оградиться от все более проникающего в частную жизнь подданных государственного начала [21; 118-121].

Впрочем, русские масоны, по словам Н.Н.Новикова, зачастую обходились с «масонством как иг­рушкою, ужинали и веселились». Другой известный русский масон — И.П.Елагин признавал, что за­седания лож сводились к непонятным обрядам и пьянству. В этом случае масонские ложи превраща­лись в своеобразные клубы с бильярдом и обильными возлияниями, в которых можно было, однако же, завязать полезные знакомства. В целом, как справедливо указывает Л.Хасс, масонская организа­ция была прежде всего местом, где могли встречаться и общаться без предвзятости, в атмосфере пол­ного доверия люди различных взглядов и убеждений [3; 26]. Возникло также несколько организаций, по форме близких к масонским, но не являвшихся таковыми. Одну из них основал П.И.Мелиссино, занимавший при Екатерине II должность директора Адмиралтейского и императорского кадетского корпуса. Речь идет о знаменитом «Филадельфийском обществе». Видный русский историк — вели­кий князь Николай Михайлович полагал, что в этом обществе великосветские повесы вроде братьев Зубовых «проходили курс всевозможных беспутств под опытным руководством старого сатира Ме- лиссино» [33; 120].

Историки много спорят об организации масонских лож, их численности и составе. Отвечая на этот вопрос, должно всякий раз делать определенную хронологическую привязку, ибо ситуация в России второй половины XVIII в. менялась с калейдоскопической быстротой. Обычно называют цифру 187 лож четырех направлений: английское (глава И.П.Елагин), шведское (глава А.Б.Куракин), рейхельское (глава барон Рейхель, затем И.П.Елагин), берлинское (глава И.Г.Шварц). В свою очередь в направлениях принято выделять виды: мартинисты, розенкрейцеры и т.п. Специально подчеркнем, что, по мнению С.Е.Юркова, русские масоны не поднимались выше третьей степени посвящения, в то время как в некоторых ложах степеней (градусов) насчитывалось 33, а иногда и 99 [22; 496].

О причинах разгрома масонских лож и расправе над Н.И.Новиковым в литературе высказаны различные мнения. Историк Б.Телепнев склонен был ставить вопрос в такой плоскости: «На первый взгляд кажется странным, чтобы орден, проповедовавший верность Монарху, нравственную жизнь и веру в Бога, был бы столь преследуемым . Но разные причины соединились вместе, чтобы превра­тить императрицу во врага масонства». Среди них историк называет следующие: Петр III был масон, как и его ближайшее окружение, ненависть к мужу перенесена на масонов; прусский король Фридрих Великий, сделавшийся главой германских масонов, одновременно «заклятый враг» Екатерины, а рус­ские «братья» подчинились германским; иезуиты, к которым Екатерина относилась с нескрываемой симпатией, были противниками масонов; императрица «не презирала» французских либеральных философов, с мнениями которых боролись русские масоны [30; 364]. Ряд историков высказали мне­ние о том, что Екатерина рассматривала масонов как последовательную оппозицию своему царство­ванию. Г.В.Вернадский считал эту оппозицию консервативной, Л.Хасс полагал, что масонство объе­диняет людей «всех оттенков либерального мировоззрения» [8; 295, 3; 26]. Во всяком случае, Екате­рина, не находя различий между отдельными направлениями и видами масонства, склонна была объ­являть масонами всех своих противников, истинных или мнимых. В число подозреваемых в масонст­ве попал даже Г.Р. Державин, некстати переведший на русский язык 81 псалом Давида с обращением к Богу: «Приди, суди, карай лукавых И будь един царем Земли». П.Н.Милюков высказал оригиналь­ную точку зрения, согласно которой Екатерина не обращала на масонов никакого внимания, пока они занимались внутренним самосовершенствованием или таинственными алхимическими опытами. Но масонство, как частное общество с задачами общественного характера, как организованная общест­венная сила, располагавшая крупными денежными средствами, распространявшая свою литературу по всей России, сильная своим влиянием на общество и крепкая внутренними убеждениями (именно такой становилась организация Новикова), не могло существовать в самодержавной России [23; 370]. С точки зрения И.Ф.Худушевой, Екатерина II испугалась не только политических программ масонов, но и сугубо религиозно-этической литературы, издаваемой ими, испугалась не деистов или нигили­стов, а людей, искренне верящих [19; 143], и именно потому, что сама была плохой христианкой.

Однако подавляющее большинство исследователей сходятся во мнении, что судьба русских ма­сонов в век Екатерины «была более всего следствием подозрений, возбужденных в Екатерине отно­шением их к ее наследнику» [7; 336]. Связь цесаревича Павла Петровича с масонами и возможное посвящение великого князя привело, по их мнению, с одной стороны, к разгрому московских марти­нистов и роспуску масонских лож в целом по стране, с другой — к попыткам императрицы передать корону внуку Александру, в обход законного наследника Павла Петровича. Нетрудно заметить, что при таком подходе вопрос о возможном членстве Павла в масонских ложах из частного трансформи­руется в кардинальный, связанный с поисками оптимальных путей развития Российской Империи, формированием государственной идеологии, вопросами престолонаследия и проч.

Так был ли Павел Петрович членом масонских лож? Ответ на этот вопрос, казалось бы, очеви­ден. В исторической литературе порядочно изучены социально значимые качества личности цесаре­вича, его политические идеалы, отношения с матерью и большим двором, его ближайшее окружение, дан качественный анализ текстов его сочинений, исследована, наконец, политика Павла в качестве императора. Как бы ни понималась им сущность масонства (в том числе: приверженность к антихри­сту, враждебность православной государственности, «своего рода моральный интернационал», «тол­стовство XVIII в.», «инициационная школа», нравственная теория, занятия оккультными науками, духовное христианство и проч.), это будет находиться в кричащем противоречии с его личностными ха­рактеристиками, политическими идеалами и симпатиями, деяниями в качестве цесаревича и государя.

Тогда откуда же проистекает твердое убеждение многих и многих историков в масонстве Павла Петровича, перекочевавшее затем в популярную литературу и ставшее фактом обыденного сознания? Рассмотрим некоторые аргументы, высказанные в пользу масонства цесаревича различными иссле­дователями.

Целый ряд авторов полагают, что среди учителей маленького великого князя было много масо­нов. Среди них обычно называют П.И.Панина, Т.И.Остервальда, С.И.Плещеева, С.А.Порошина и других. Видными масонами стали друзья детства цесаревича, росшие и воспитывавшиеся зачастую рядом с маленьким Павлом, например кн. А.Б.Куракин. Особняком в этом ряду стоит фигура графа Н.И.Панина, главного воспитателя наследника, дружбу с которым Павел Петрович пронес через всю жизнь и перед памятью которого благоговел. Граф Никита Иванович также заметная фигура в масон­ских кругах. После совершеннолетия и женитьбы Павла Петровича историки продолжают находить в его окружении большое количество масонов. Г.В.Вернадский намекает на связь масонов с Марией Федоровной, второй супругой Павла, полагая, что Н.И.Панин именно поэтому обратил внимание на ее кандидатуру [8; 121]. Твердо установлено, что, едва сделавшись императором, Павел I призвал к себе из Литвы видного масона Н.В.Репнина, получившего вскоре чин фельдмаршала, из Москвы — А.Б.Куракина, секретарем государя сделался И.В.Лопухин; таким образом, заключают историки, Па­вел Петрович был окружен масонами чуть ли не с рождения до гробовой доски. На этом основании делался вывод не только о заметном влиянии на Павла носителей масонской идеологии и морали, прежде всего братьев Н.И. и П.И.Паниных, но и о том, что мировоззрение цесаревича оказалось де­формировано масонами.

Наш комментарий к такого рода построениям сводится к следующему. Считая все приведенные выше факты доказанными, соответствующими действительности, мы, вместе с тем, готовы указать на целый ряд позиций, мимо которых обычно проходят исследователи. Воспитателей и учителей к сыну подбирала сама Екатерина II. Она же утвердила Н.И.Панина главным воспитателем цесаревича. И если среди воспитателей и кавалеров Павла оказалось много масонов, то не Павла Петровича надоб­но в этом обвинять. Похоже, императрицу в данном случае более интересовали профессиональные и человеческие качества учителей, а не их членство в масонских ложах. Наконец, и свобода совести не была совершенно чужда Екатерине об эту пору. Соответственно, в рамках придворной службы к ве­ликокняжескому двору придворные назначались с согласия государыни, среди них были и друзья детства, ставшие впоследствии масонами. Все эти люди избраны, скажем еще раз, Екатериной, имен­но ими ей угодно было окружить сына. Когда же сам Павел получил возможность выбирать, в его ближайшем окружении появились Аракчеев, Обольянинов, Кологривов, Линденер, Каннабих и дру­гие «гатчинцы», которых никогда и никто масонами не считал. Кстати, именно они, а не Н.В.Репнин, А.Б.Куракин, И.В.Лопухин и иже с ними играли заглавные роли во время царствования Павла I. Итак, Павел Петрович действительно был близко знаком и даже дружен со многими масонами, но на этом основании неверно делать вывод о масонстве Павла даже с позиций формальной логики.

В литературе доказано, что учитель и ученик, гр. Н.И.Панин и великий князь Павел Петрович, придерживались совершенно разных взглядов на самодержавие, конституцию, дворянское само­управление и проч. [34; 184-186]. Политическое кредо цесаревича — самодержавие, Никита Ивано­вич ратовал за аристократическую конституцию. Если уж Панин не смог привить царственному вос­питаннику свои политические симпатии, то на каком основании можно утверждать, что он передал масонские? Понятные человеческие чувства наследника — любовь и признательность к человеку, фак­тически заменившему отца, — вдруг сделались основанием для вывода о масонстве Павла Петровича.

Желание вывести масонство Павла из особенностей его окружения и воспитания нередко играет с исследователями злую шутку. Г.В.Вернадский повествует о желании консервативной оппозиции, т.е. масонов, найти в цесаревиче истинного государя и об их усиленной переписке с Павлом начиная с 1769 г. [8; 295], т.е. с того времени, когда великому князю шел пятнадцатый год. На основе этого утверждения авторитетного историка многие современные авторы склонны говорить о масонстве Павла чуть ли не с этого времени, забывая, что детей в масонские ложи все-таки не принимали. Г.В.Вернадский ставит вопрос в иной плоскости: масоны связывали свои надежды с будущим госу­дарем, рассчитывая медленно и постепенно укрепить свое влияние на него, а пока «составить как бы священную охрану своего (выделено Вернадским. — Ю.С.) государя — цесаревича, защищая его от всех возможных случайностей дворцовой интриги» [8; 296]. Формулируя тезисы к своей диссертации «Русское масонство в царствование Екатерины II», Г.В.Вернадский собирался защищать положение о том, что «масонство было тесно связано — или, по крайней мере, стремилось себя тесно связать — с цесаревичем Павлом Петровичем. Он и был для масонов реальным воплощением «Святого царя» их утопий; утопии эти появляются в тех же 1784-1785 гг., когда усиливаются попытки новиковского кружка завязать постоянные сношения с цесаревичем ...» [8; 501, 502]. Из приведенных выдержек совершенно не ясно, когда же масоны пытались «уловить» Павла в свои сети: в 1769 г. или пятна­дцать лет спустя? И если в 1784 — 1785 гг. масоны, по Г.В.Вернадскому, еще только усиливают по­пытки завязать постоянные отношения с Павлом Петровичем, не означает ли это, что до этого време­ни все их попытки заканчивались безрезультатно? Маститый историк совершенно прав, когда утвер­ждает, что для русских масонов «указанный Святым Промыслом Государь это — Павел Петрович, спасать его от «угрожений» и давал обещание масон шведской системы. Десница истинного масона должна была поддерживать не лицо, сидящее на престоле, а, наоборот, — от этого лица охранять ис­тинного государя, наследника-претендента» [8; 297]. Никто и не возражает против того, что масоны связывали с восшествием на престол Павла Петровича совершенно определенные надежды, но это совсем не означает, что Павел давал им для этого поводы. Все дело в том, что только он законный наследник, и в этом качестве россияне присягнули ему еще в 1762 г. Другого «указанного Святым Промыслом Государя» в России в это время еще не просматривалось, поэтому все планы масонов строились в расчете на великого князя.

В литературе высказано мнение, что Павел не был пассивным зрителем, индифферентно наблю­давшим за деяниями масонов. Напротив, он видел в них политических союзников, совершенно явст­венно им покровительствовал, рассчитывал с их помощью «быстрее овладеть троном». Подобные построения в своей основе имеют тезис о том, что Павел Петрович, неудовлетворенный своим стату­сом в империи, готов был вступить в борьбу за свои права, опираясь в том числе и на тайные масон­ские организации. В действительности, цесаревичу (факт твердо установлен) не нужен был престол любой ценой. Участия Павла в заговоре и дворцовом перевороте, аналогичном перевороту 1762 г., приведшему саму Екатерину к власти, императрица никогда не боялась. Лучшее подтверждение это­му — наличие гатчинских войск. По спискам на 1796 г. они состояли из 2399 человек, в том числе в пехоте — 1675 человек (74 офицера), в кавалерии — 624 (40 офицеров), в артиллерии — 228 человек (14 офицеров) [35; 35]. Подчинялись гатчинские батальоны только Павлу. Напомним, что по тради­ции считается, будто бы Елизавета Петровна совершила удачный дворцовый переворот, имея под ру­кой лишь 80 преображенцев. Доброхоты напоминали Екатерине, что маневры павловских войск про­ходят слишком близко от ее резиденции, которую охраняли лишь 20 казаков, и возможны нежела­тельные эксцессы, но государыня лишь посмеивалась. Что же, она была так наивна, что не пугалась трех батальонов, преданных Павлу, но испугалась Новикова, «старичонки, скрюченного гемороида- ми», по слову графа К.Г.Разумовского, и его связей с Павлом, на поверку оказавшихся едва ли не вы­мышленными? Наивной Екатерина, разумеется, не была. Уверенность императрицы в том, что сын никогда не забудет своего долга по отношению к ней, кроется в личных качествах великого князя. Мать, зная их, вполне полагалась на преданность и стремление к законности Павла Петровича и его кредо: «Я — подданный Российский и сын императрицы российской» [36; 84]. Иначе говоря, Павлу не нужны были союзники в борьбе за престол ни со стороны масонов, ни со стороны А. В. Разумовского (последний впоследствии признавался в своих намеках Павлу на возможный пере­ворот в его пользу), ни со стороны европейских монархов именно потому, что он не вел вообще ни­какой политической борьбы, да и главным своим врагом он считал вовсе не мать, а Г.А.Потемкина, занявшего в империи то место, которое надеялся получить наследник.

Если, вслед за Е.С.Шумигорским, Т.О.Соколовской, В.С.Лопатиным и рядом других историков, признавать Павла Петровича масоном, то возникает вопрос о том, когда же именно царевич сделался «вольным каменщиком». Большинство авторов предлагают различные варианты вероятного вступле­ния великого князя в масонскую ложу, все они укладываются в период 1776 — 1782 гг., — время «наибольшего распространения масонства в России в XVIII веке», по Т.А.Бакуниной.

Так, по одной из версий Павел Петрович сделался масоном во время своей заграничной поездки в 1776 г., когда он ездил в Берлин за невестой и был встречен Фридрихом II с тяжеловатой прусской помпезностью. Основанием для такого мнения стала известная специалистам брошюра с названием, которое в русском переводе звучит так: «Вступительная речь к принятию Святой Императорской Мастерской Российского Великого Князя в Фридрихсвильде 6 августа 1776» [5; 49].

По другой версии, представленной Е.С.Шумигорским, наиболее вероятной датой вступления це­саревича в ряды вольных каменщиков должно считать лето 1777 г. Посвящение Павла произошло под влиянием речей Н И.Панина и А.Б.Куракина в Петербурге, принят он был сенатором И.П.Елагиным келейно (выделено Шумигорским. — Ю.С.), в собственном его доме, в присутствии НИ.Панина. Эту позицию разделяет и современный исследователь В И.Сергеев [37; 141, 142, 38; 328]. Основанием для подобного утверждения стала процитированная этими авторами со ссылкой на В.И.Семевского за­писка особенной канцелярии (В .И. Сергеев неверно называет ее «особой») Министерства полиции, носящая, по Е.С.Шумигорскому, характер официального документа. Ссылка на В.И.Семевского в статье Е.С.Шумигорского имеет следующий вид: «Минувшие годы. 1807, 11, 71» [37; 142]. В И.Сергеев о публикации В.И.Семевского не упоминает вовсе. В отсылке Е.С.Шумигорского многое непонятно. Ясно, что В.И.Семевский ничего в 1807 г. опубликовать не мог, ибо родился с лишним сорок лет спустя; если же В.И.Семевский просто упоминает об этой записке в своих трудах, в свою очередь ссылаясь на публикацию 1807 г., тогда остается загадкой, кто и когда ее опубликовал. Во всяком случае, Министерства полиции не существовало ни в 1776, ни в 1807 гг. Министерство поли­ции как центральное административно-полицейское учреждение существовало в 1810 — 1819 гг.; его особенная канцелярия действительно осуществляла надзор за деятельностью масонских лож [39; 90].

Наконец, многие историки полагают, что Павел Петрович мог стать вольным каменщиком и в 1782 г., во время своего заграничного «ревю», когда он с женой, под именем графа и графини Север­ных, посетил ряд европейских стран.

Кроме Н.И.Панина и А.Б.Куракина, среди лиц, приведших Павла к масонству в зависимости от даты предполагаемого вступления чаще всего называют имена принца Генриха Прусского и швед­ского короля Густава III. Впрочем, последнего цесаревич не любил и даже презирал.

Подчеркнем, что три эти даты приводит, как правило, один и тот же историк в одной и той же работе. Не является ли это лучшим доказательством того, что для этих исследователей они являются не реальными, а лишь предполагаемыми, возможными датами вступления Павла Петровича в масон­скую ложу. Однако бурные события, связанные с деятельностью Н.И.Новикова, заставляют нас отка­заться от любой даты вступления Павла в масонские ложи в период с 1776 по 1782 гг., и вот почему. Хорошо известно, что русские масоны попытались напомнить о себе великому князю, действуя через крупного русского архитектора В.И.Баженова, известного Павлу с детства. По поручению масонов Баженов трижды встречался с Павлом Петровичем (в 1784, 1787 и 1791 гг.) и преподносил ему из­данные Новиковым книги религиозного содержания. В разговорах с цесаревичем архитектор, по мнению Н.И.Новикова, «много врал и говорил своих фантазий», т.е. сопровождал масонское учение собственным политическим комментарием [8; 307]. Во время третьего визита Баженов был встречен Павлом с «превеликим гневом», при этом цесаревич заявил: «Я тебя люблю и принимаю как худож­ника, а не как мартиниста, о них же и слышать ничего не хочу и ты рта не разевай о них говорить» [37; 146]. Начавшееся следствие по делу Н.И.Новикова вскрыло контакты мартинистов с великим князем, по крайней мере, шедшие через Баженова. Екатерина отнеслась к этому факту чрезвычайно болезненно. Следствию было поручено выяснить: «уловляли» ли и «уловили» ли мартинисты в свои сети «известную особу», т.е. наследника. К следствию был подключен известный С.И.Шешковский, глава Тайного департамента Сената. Материалы следствия незамедлительно поступали в Петербург, к государыне. Ее статс-секретарь Храповицкий, знакомый, естественно, с реакцией Екатерины, за­фиксировал в своем дневнике, имея в виду Павла: «Он еще не масон» [40; 157, 158]. Именно поэтому сурово обошлись лишь с Новиковым, прочие фигуранты (Н.Трубецкой, И.Лопухин, И.Тургенев,В.Баженов) фактически не пострадали. Масонские ложи были прикрыты.

Материалы следствия убедили Екатерину и должны убедить нас: в 1792 г. Павел Петрович «еще не масон»; стало быть, все рассуждения о его обращении до 1792 г. — лишь досужие вымыслы. Нам непонятна логика авторов, и дореволюционных, и современных, которые рассуждают о масонстве Павла в 1776-1782 гг. и тут же приводят выдержку из Храповицкого и реакцию Екатерины на мате­риалы следствия по делу Новикова. Следует согласиться с Л.Хассом: «. неопровержимым доказа­тельством принадлежности к ложе являются только членские списки лож. Историк обязан отличать организационные масонские документы в строгом смысле этого слова от всяких других масонских бумаг, вроде докладов на заседаниях лож, заметок и т.п. К обнаруживающимся в таких источниках сведениях о масонстве тех или иных лиц обязателен сугубо критический подход» [3; 28, 29]. Надо ли говорить, что таких документов, касающихся Павла Петровича, до сих пор не найдено.

Хорошо известно, что видный русский масон Шредер в беседах с одним из лидеров германских масонов Вельнером получил от «брата» совет: великого князя можно принять в орден. При этом предполагалось, что Павел займет пустующий пост Провинциального Гроссмейстера Восьмой авто­номной провинции ордена розенкрейцеров. [8; 309 и далее]. Однако в некоторых публикациях Павел уже фигурирует как Провинциальный Гроссмейстер в списках Главного Совета (Капитула) русской провинции. Вновь предполагаемое выдается за действительно бывшее.

В ходе следствия над Новиковым Екатерина обратилась к сыну за разъяснениями. Великий князь с негодованием отверг мысль о своем масонстве, назвав ее «клеветнически-лакейской», масонскую же теорию Павел счел «нагромождением бессмысленных слов». В другой раз слухи о своем масонст­ве цесаревич обозвал «сплетнями передней», причем сделал это в дружеской, неформальной обста­новке, а вовсе не перед лицом государыни или ее доверенных лиц. Екатерина, повторимся, признала, что на великого князя «пасквиль склепан». Однако кто же автор «пасквиля»? П.Н.Милюков предла­гает свой ответ на этот вопрос. Светлейший князь Г.А.Потемкин, намереваясь «вырвать зуб», т.е. скомпрометировать екатерининского фаворита П.А.Зубова, должен был доказать императрице свою незаменимость, не иначе как спасая ее от смертельной опасности. Случай представился с началом русско-турецкой войны, в ходе которой у России испортились отношения с Пруссией и Швецией. Государи этих стран сильно покровительствовали масонам, а русские масоны поддерживали связи со своими «братьями» в этих странах. А поскольку Павел имел контакты с масонами («довольно невин­ные», по Милюкову; Баженов, например, отстраивал наследнику Каменноостровский дворец) и со­стоял в переписке с русским послом в Берлине бароном Алопеусом, также масоном, возникала любо­пытная коллизия, позволявшая Потемкину держать императрицу в постоянном страхе. Остальное, по мнению П.Н.Милюкова, доделали слухи, один другого нелепее: благотворительная деятельность мартинистов в 1787 г., когда Новиков спас от голода сотни крестьян, подавалась как намерение «опе­реться на низшие классы»; Павлу помогут взойти на престол, а Екатерину устранят и т.п. У Потемки­на, если верить П.Н.Милюкову, был готов даже ответ на вопрос: где мартинисты возьмут деньги — «очевидно, масоны делают фальшивые ассигнации» [23; 373]. В любом случае предполагаемое ма­сонство наследника служит цели скомпрометировать цесаревича в глазах императрицы и одновре­менно скомпрометировать Павла в глазах двора, света, верхушечного слоя русского дворянства, о негативном отношении которых к масонам мы уже сказали.

Таким образом, ни один из авторов, признающих масонство Павла Петровича, не в состоянии обосновать дату его обращения ни отсылкой на авторитетный документ, ни историческими фактами, выстроенными с безупречной логикой. Более того, эти авторы ни слова не могут сказать о деятельно­сти Павла Петровича в масонских ложах, об его участии в масонских церемониях и обрядах. Даже портреты Павла, на которых он изображен с масонской символикой, по мнению Т.А.Бакуниной, на­писаны были уже в XIX столетии [5; 50] и в силу этого не могут служить доказательством масонства Павла. Естественны также вопросы: в какую именно ложу вступил Павел Петрович и к какому на­правлению в масонстве он примкнул? И на этот вопрос ответа не дается, исключая разве что откро­венно фантастические, вроде того, что цесаревич был, по данным П.Морана, иллюминатом (иллюми­натов в России не было вовсе) или состоял членом ложи «Малый свет» в Риге.

Остановимся еще на некоторых аргументах, высказанных в литературе в поддержку тезиса о ма­сонстве Павла.

Твердо установлено, что многие тогдашние монархи и члены королевских домов, например, шведский король Густав III и прусский король Фридрих-Вильгельм, были масонами, почему бы Пав­лу, по логике многих авторов, им не быть? Более того, признавая эволюцию многих думающих и чи­тающих людей XVIII в. от вольтерьянства к масонству, авторы указывали на возможные параллели между Пруссией и Россией. Прусский король Фридрих II — вольтерьянец, а его сын и наследник — масон; российская императрица Екатерина II — вольтерьянка, тогда сын ее просто обречен быть ма­соном. Действительно, Павел довольно рано перестал быть вольтерьянцем, но от вольтерьянства он пришел не к масонству, а к религии отцов — православию. Искреннее и теплое православие Павла Петровича можно считать твердо установленным. Считаясь с этим фактом, но настаивая на масонст­ве цесаревича, ряд историков делали вывод о том, что масонство могло привлечь Павла Петровича не только борьбой с материализмом энциклопедистов, но и своим религиозным характером; якобы и Павел по своему душевному складу не чужд был экзальтации, мистике, даже оккультизму. Послед­ние выводы делались авторами на том основании, что Павел Петрович жарко молился у святых икон (паркет заметно вытерт его коленями), нередко умиляясь и обливаясь слезами, верил гаданиям. Баро­несса Оберкирх в своих письмах (достоверность их с точки зрения многих историков сомнительна) сообщает о беспредельной вере Павла в сны и пророчества. Якобы и Михайловский замок был вы­строен в результате видения, посетившего императора. Однако подобные построения доказывают лишь, что Павел Петрович, как и всякий русский православный человек, не чужд был и некоторых суеверий, но никак не доказывает его склонности к масонской идеологии, ибо имеется одно карди­нальное различие: отношение к церкви.

Проследить отношение Павла Петровича к христианским конфессиям удобнее всего после нояб­ря 1796 г., когда оно вылилось в законченную государственную политику. Павел I, как известно, в течение своего непродолжительного царствования попытался реставрировать в России самодержав­ную модель власти с учетом экономических, политических и идеологических реалий конца XVIII в., к каковым надлежит отнести разложение феодально-крепостнического хозяйства, втягивание эконо­мики России в мировой рынок, торжество абсолютизма, основанного на идеях европейского просве­щения, необходимость борьбы, в том числе и идейной, с победоносной революционной Францией, наличие сановной фронды в Российской империи, оживление крестьянского движения в 1796 — 1797 гг. и многое другое.

Именно руководствуясь этими соображениями, Павел предпринял ряд энергичных мер для укрепления Русской Православной Церкви. Так, император щедро награждал высших иерархов орде­нами, душами, землей, драгоценными наперстными крестами и т.п. Указом от 18 декабря 1797 г. Па­вел увеличил общую сумму жалованья духовенству более чем на 100 %. Одновременно в 2-5 раз уве­личивались земельные наделы архиерейских домов и монастырей. Улучшалось материальное поло­жение сельских священников: указом от 3 декабря 1798 г. они освобождались от повинностей по не­сению караульной службы и содержанию полиции; указ 11 января 1798 г. предписывал прихожанам обрабатывать земли священника (церковный надел присоединялся к крестьянской запашке, а свя­щенник получал от крестьян натурой или сообразно с рыночной ценой на сельскохозяйственную продукцию). Одновременно предпринимались шаги, имевшие целью упрочить церковное влияние в массах. Ряд павловских указов отменял тяжелые штрафы за уклонение от исповеди, имевшиеся в России с петровских времен, — вместо них вводится церковное покаяние; указ 31 января 1801 г. раз­решал прихожанину исповедоваться в любое удобное для него время. Павел склонен был использо­вать сельский клир в деле «успокоения» крестьян. Так, указ от 1 мая 1797 г. предписывал священни­кам «. отвращать народные возмущения», при этом разрабатывались очень конкретные меры для поощрения и наказания священнослужителей в этой части.

Вообще меры по укреплению положения сельских священников весьма характерны для царство­вания Павла I. Указ от 22 декабря 1796 г. обеспечил будущность детей сельских священников — они направлялись на вакансии по церквам, их использовали в качестве учителей и приглашали на воен­ную службу. Павловским законодательством облегчалось получение соответствующего образования: в 1797 г. были вновь открыты Вифанская, Брацлавская и Переяславская духовные семинарии; в 1800 г. семинарии открылись в Калужской, Оренбургской, Пермской, Саратовской и Слободско-Украинской епархиях. Очень существенно (более чем в пять раз) увеличилось денежное содержание духовных академий в Москве, Петербурге, Киеве и Казани, заметно (примерно в два раза) увеличивались пра­вительственные ассигнования на содержание семинарий.

Были значительно переработаны программы обучения в духовных академиях. Кроме специаль­ных курсов, в них преподавались «полная система философии и богословия», «высшее красноречие», физика, латынь, греческий, древнееврейский, немецкий и французский языки. Двух лучших семина­ристов за казенный счет могли посылать для обучения в академию. Государство пыталось контроли­ровать и нравственный облик священно- и церковнослужителей. Так, специальным указом им запре­щено было посещать питейные дома.

Павел не был чужд религиозной веротерпимости, особенно по отношению к другим христиан­ским конфессиям. Император решительно пресек всяческие гонения на старообрядцев, так характер­ные для «просвещенной» Екатерины; им возвращались конфискованные ранее книги. Такая же тер­пимость была проявлена по отношению к униатам и католикам. Так, при Павле митрополит Сестрен- цевич-Богуш, ставший с 1798 г. кардиналом, возглавлял специально учрежденный департамент для управления делами римско-католической церкви, но выступал за отделение католической церкви России от Рима. Павел наградил его орденом Андрея Первозванного и Иерусалимским крестом. Юс­тиц-коллегию при Павле возглавлял барон Гейкинг, одновременно курировавший консисториальные дела у лютеран, кальвинистов и католиков. Гейкинг полагал, что католики в России, как и во всем мире, должны признавать примат папы, в силу этого барон считался врагом Сестренцевича, что не мешало ему в высоких чинах служить империи и императору. В своих записках Гейкинг передал по­зицию императора по этому вопросу. Павел заявил барону: «Я предоставляю вам самые широкие полномочия относительно ваших господ пасторов. Глядите во все глаза и сообщайте мне; я знаю, что многие из них пропитаны духом новшеств и обнаруживают воззрения, сходные с теперешними французскими учениями. Законосуществующим в моем государстве вероисповеданиям я всегда буду покровительствовать и, следовательно, и служителям их; но пусть они не уклоняются от подобаю­щего повиновения законам, иначе я накажу их примерно, потому что они будут вдвойне виноваты» [41; 378]. Таким образом, позиция Павла по отношению к католикам состояла в следующем: они должны подчиняться законам, а закон им покровительствует.

Павел более чем Екатерина «уважал традиционные структуры на окраинах империи» и не про­являл такого стремления к унификации государства, как Екатерина, чем, безусловно, укрепил импе­рию. Павел отказался от применения насилия и принуждения при обращении украинских и белорус­ских униатов в православие. По поручению императора минский губернатор, действительный стат­ский советник Корнеев ездил по своей губернии, чтобы понять, почему народ равнодушен к право­славной церкви. В рапорте на высочайшее имя Корнеев предложил конкретные меры для исправле­ния ситуации, главнейшая из которых состояла в следующем: «Просить Минского и Волынского ар­хиепископа Иова разрешить служить униатским попам, чтобы не творить никакого насилия» (выде­лено нами. — Ю.С.). Павел согласился [42; 1561-1563]. Для сравнения: Екатерина после разделов Польши распустила униатские епископства, и до 1796 г., по крайней мере, 1,8 млн. униатов были на­сильственно возвращены в православие [43; 65]. Павел осуждал насилие в вопросах веры, выступал за свободу совести де-факто, требуя лишь соблюдения законов.

Ничего общего с надысторической и универсальной религиозностью масонов, с их горячим от­рицанием церкви и церковно- и священнослужителей мы не находим ни в конфессиональной полити­ке императора, ни в его приватной жизни.

Укажем еще на одно обстоятельство. Для европейских историков тот факт, что короли Пруссии и Швеции были масонами, никак не отразился ни на статусе этих государств, ни на проводимой ими политике, ни на судьбе их народов, по крайней мере, в глобальном плане. Принято считать, что член­ство в масонских ложах — приватное дело Густава III и Фридриха-Вильгельма. И только для отече­ственных историков подозрения в масонстве Павла Петровича выступили основаниями для одно­значно негативных оценок его политики.

Масонские реминисценции, с точки зрения А.М.Пескова, можно наблюдать в коренных нравст­венных императивах Павла (честность, справедливость, верность), которые наряду с его религиоз­ностью, романтизмом и рыцарственностью, с точки зрения многих авторов, выдают в нем масона. На подобные упреки в адрес Павла Петровича проще всего ответить язвительным замечанием П.Н.Милюкова: «Когда молодой писатель того времени рисует себе полный контраст с изображенной выше сатирой на «вольтерьянца», когда он стремится наделить свой идеал всеми возможными «дос­тоинствами», у него сам собой выходит из-под пера житейский кодекс масона» [23; 346]. Мысль вид­ного русского историка предельно понятна: достаточно приписать той или иной фигуре русского XVIII в. высокие достоинства, как немедленно оказывалось, что эти качества соответствуют масон­скому идеалу, масонскому нравственному кодексу. Таким образом, под пером некоторых дореволю­ционных, советских и современных авторов, сочувствующих Павлу, наделявших его самыми высо­кими качествами, выписывается образ, который они без всякой иронии склонны трактовать как тож­дественный масонскому.

Остановимся на рыцарственности Павла Петровича. Еще несколько лет назад рыцарственность и романтическая приподнятость толковались авторами как дурные для наследника и государя качества [44]. Однако в новейшей литературе понятие «рыцарственность» реабилитировано, более того, поня­тия «русский рыцарь», «рыцарь Российской Империи» не только широко используются, но даже вы­носятся в заглавие как сущность авторского отношения к своему герою [45]. Ричард Уортман пола­гал, что «Николай I не прочь был вести себя как рыцарь. Его любовь к императрице подавалась как благородный акт самозабвенной преданности» и далее «Александр II был рыцарем, покровительст­вующим беспомощному существу (будущей жене. — Ю.С.)» [46; 345, 486]. Подобную метаморфозу—     признание рыцарственности Павла явлением глубоко положительным — пережили и младшие со­временники Павла I. Н.И.Греч в своих знаменитых мемуарах осуждает те качества Павла Петровича, которые можно обозначить как рыцарские. Но, когда 1 августа 1851 г. состоялась церемония откры­тия статуи Павла в Гатчине Н.И.Греч, рассказывая читателям «Русского художественного листка» об этом событии, пишет, что русские люди увидят в статуе «лик государя, который водворил с собой на троне любовь к порядку, уважение ко всему достойному уважения, строгую справедливость и нели­цеприятную грозную кару пороку, беспредельную щедрость заслуге и достоинству». И далее: «Но в конце сего века (XVIII. — Ю.С.) Россия вознеслась еще выше, сделавшись не покорительницею, а защитницею народов, употребив грозные силы свои на великодушие, бескорыстное вспоможение слабым против сильных, утеснением против утеснителей, правым против неверных, верующим про­тив нечестивцев» [47; 1]. Под пером Н.И.Греча Павел предстает настоящим рыцарем.

Тем не менее особая рыцарственность Павла, наряду с якобы имевшейся у него ненавистью к Екатерине, многими трактуется как реальный двигатель павловских реформ. Вслед за мемуаристами считал Павла «романтическим императорм» А. С.Пушкин; «коронованным Дон Кихотом» назвал Павла Петровича А.И.Герцен. Историк Н.Я.Эйдельман трактует это качество императора, во-первых, как производное от неверно понятых средневековых рыцарских кодексов чести; во-вторых, как следствие определенным образом интерпретированных масонских идей, образов; в-третьих, как результат влияния идей, идущих в общем контексте развития революционного романтизма в Европе на основе неприятия буржуазной революции во Франции [48; 72-76]. Историк считал «рыцарственность» Павла I одним из решающих моментов, определявших его миросозерцание, качеством, повлиявшим на его внутреннюю и внешнюю политику и поэтому имевшим общероссийское значение.

Мы не склонны видеть в романтизме Павла ни квинтэссенцию его личности, ни основного идео­логического обоснования его деятельности. Напротив, романтический флер павловских писем и при­ватных бесед, соответствующие поступки императора не должны скрывать сущностные начала ни в его политике, ни в самой его личности. Павел Петрович вовсе не склонен был смотреть на мир сквозь розовые очки и не пытался воевать с ветряными мельницами. Его политика была подчинена потреб­ностям империи и направлена на укрепление абсолютизма, на максимально возможную централиза­цию государственного аппарата, усиление личной власти монарха. Она представляла собой адекват­ную реакцию (с точки зрения самодержца) на великие идеи и принципы французской буржуазной революции и особенности российской социально-политической жизни (еще не изжитые попытки са­новной фронды ограничить самодержавие, усилившиеся крестьянские волнения, отсутствие единого законодательства и пр.).

Объективное содержание политики Павла I никак нельзя считать утопией. Однако методы ее проведения, ориентированные на чрезвычайную скорость претворения задуманного в жизнь и «же­лезную лозу» и основанные на известном пренебрежении к личной свободе и праву дворянина, сами по себе не могли быть успешными. Но эти методы утопичны лишь постольку, поскольку вообще уто­пичны попытки любой центральной власти путем «закручивания гаек», репрессий, подавления лич­ной свободы добиться политической стабильности и динамичного, поступательного развития госу­дарства. Что же касается форм, в которые Павел облекал свои начинания, то они вполне традиционны для России и не отличаются заметно ни от предшествующего, ни от последующего царствования. Бо­лее того, романтическая струнка, хоть и не чужда была Павлу, вовсе не определяла его натуру. Он был более джентльмен, чем средневековый рыцарь. Почтительность и любезность с дамами, умение помнить свои обещания, стремление поступать сообразно законам и правилам, им же установленным, отмечают у Павла многие современники и трактуют их как проявление «рыцарства времен прошед­ших». Думается, названные качества порождены французским воспитанием государя, придворным этикетом и особенностями характера, нежели некими мистическими рыцарскими обрядами. Иными словами, нет других подтверждений романтического рыцарского мировоззрения Павла I, кроме утверждения мемуаристов да двух-трех словечек самого императора.

О.Ю.Захарова справедливо толкует конец XVIII - начало XIX вв. как время увлечения идеалами рыцарского средневековья. Ритуалы рыцарства внедрялись в придворную жизнь. Конные рыцарские ристалища («карусели») с заменами на механическую карусель прижились при русском дворе. Пер­вое подобное действо состоялось на Царицыном лугу в Петербурге в 1766 г. В его честь была выбита золотая медаль, на одной стороне которой была изображена императрица Екатерина II, на другой — само ристалище с парящим орлом. Действо повторилось 20 и 25 июня 1811 г., при Александре I. Вся­кий раз избирался победитель, провозглашавший королеву и проч. [49; 106-112]. Весьма характерно, что подобных светских забав при Павле не существовало. Следует, таким образом, признать, что не­кая рыцарственность, сопровождаемая соответствующими играми и церемониалами, не есть характе­ристика только павловской эпохи и только Павла. Следовательно, мы должны, опираясь на тягу к рыцарственности, относить к масонам всех ее носителей — от Екатерины II до Александра II, либо перестать считать Павла I масоном на основании его рыцарственности, да еще и дурно истолкован­ной. Справедливости ради отметим, что историки прежде всего ставят в вину Павлу Петровичу при­нятие им под свое покровительство Мальтийского ордена именно в силу его рыцарственности.

По мнению О П.Ведьмина, в XVIII в. Мальтийский орден трансформировался в масонство. Ар­гументы историка в пользу этого утверждения таковы: академик А.Н.Пыпин в публицистической статье заметил, что мальтийское рыцарство отчасти было похоже на масонских тамплиеров, а Т.Соколовская полагала, что Мальтийский орден по своей обрядности близко подходил к высшим рыцарским степеням шведского масонства [44; 26]. Оставим в стороне параллели между мальтий­скими рыцарями и масонами, но попробуем доказать, что принятие мальтийского ордена под русское покровительство вполне объяснимо политическими реалиями.

В литературе появление мальтийских рыцарей в России связывают с именем Юлия Ренато (Юлия Помпеевича в православии) Литты. Он родился в Милане в 1763 г. в весьма знатном семейст­ве; с 17 лет записан в мальтийские рыцари, много воевал на море. В январе 1789 г. с рекомендациями гроссмейстера герцога Рогана поступил на русскую службу в чине капитана I ранга. Командовал лег­кой гребной флотилией на Балтике. За мужество в первом Роченсальмском сражении (1789 г.) полу­чил орден св. Георгия, золотую шпагу с надписью «За храбрость» и чин контр-адмирала, однако год спустя уволился с русской службы. В 1795 г. Литта по поручению Рогана приехал в Петербург хло­потать о возвращении Мальтийскому ордену доходов с Острожского приорства (В 1773 г. по взаим­ному соглашению держав, участвовавших в разделе Польши, устанавливалось польское приорство ордена св. Иоанна Иерусалимского с шестью командорствами. Центром его стал г. Острог, на содер­жание польского приорства должно было отпускаться 180 тысяч флоринов. Хлопотать об этих день­гах и приехал Литта в Россию в 1795 г.) и был принят «как старый друг», однако денег не получил. 17 сентября 1798 г. Литта принял русское подданство, за что был пожалован Павлом I графским титу­лом и командорством, но уже 18 марта 1799 г., из-за конфликта с Ф. В. Ростопчиным Литта уволен «без прошения» в отставку. Вскоре он был возвращен, но служба сделалась Литте неинтересна, ибо его привлекла вполне счастливая и обеспеченная частная жизнь — ему удалось утроить доходы от имения жены и уплатить все долги. 9 июля 1811 г. Александр I назначил Литту членом Государст­венного совета, а Николай I сделал графа обер-камергером (камер-юнкер А.С.Пушкин по службе был ему подчинен) и пожаловал ему орден Андрея Первозванного. Скончался Юрий Помпеевич 26 янва­ря 1839 г., честно послужив четырем российским императорам. Николай I должным образом оцени­вая это, присутствовал на похоронах [50; 211-215].

Ни в жизненном пути, ни в деяниях графа Литты мы не находим ничего такого, что позволило бы считать справедливым мнение о нем как об «авантюристе», «политическом проходимце», «шарла­тане», высказанное в литературе. Литта действительно пытался убедить императора Павла I, что мальтийский орден может стать своеобразным оплотом христианства против неверия и защитником монархии против якобинства. При таком подходе («борьба с неверием») известное противоречие ме­жду православием и католицизмом неминуемо должно было отойти на второй план. Литта доказывал, что Россия могла бы, опираясь на структуры ордена, объединить дворянство Европы, вне зависимо­сти от национальности и подданства, в борьбе с французской революцией. Павел I, действительно желавший противопоставить русское влияние в Европе французскому, а равно обосноваться твердо на Мальте, чтобы иметь в Средиземном море надежную базу, заключил с гроссмейстером мальтий­ских рыцарей специальную конвенцию. Польское гранд-приорство уничтожалось, вместо него утверждалось Великое Приорство Российское, состоящее из десяти командорств, на содержание ко­торых отпускалось 300 тысяч флоринов. Специально оговаривалось, что гранд-приорство и коман- дорство «не должны ни под каким видом жалованы быть кому-либо иному, кроме подданных импе­рии» [51]. Специальным указом Павел оговорил правила управления имениями, отошедшими к ко- мандорствам мальтийского ордена. В частности, командор не мог претендовать на получение боль­шего денежного оброка, чем платили казенные крестьяне по последней ревизии; не имел права «за­водить фабрики и заводы», т.е. заниматься предпринимательской деятельностью; не имел права сво­дить леса, а тем более торговать лесом; всякого рода сделки с имениями, входящими в командорство, в том числе сдача их в аренду, строжайше запрещались; в деревнях сельскохозяйственные угодья де­лились таким образом, чтобы крестьянам отходило 2/3 земли, а владельцу 1/3 и т.д. [52].

Гроссмейстер мальтийцев герцог Роган с благодарностью прислал в Петербург орденскую свя­тыню — крест, который носил один из самых знаменитых мальтийских рыцарей Ла Валетт и пред­ложил императору Павлу I сделаться «протектором», т.е. покровителем, защитником ордена, на что император дал согласие. 11 января 1799 г. появился указ о создании корпуса кавалергардов, шефом которого назначался Литта, а лейтенантом — князь В.П. Долгоруков. Последний после отставки Лит- ты возглавил корпус. Вскоре на основе этого корпуса (3 апреля 1799 г.) учреждался «двор великого магистра державного ордена св. Иоанна Иерусалимского». Формированием личного состава корпуса занимался исключительно В .П. Долгоруков. Личный состав корпуса составлялся им на основе унтер- офицеров Конной Гвардии, а также «служащих в присутственных местах при письменных делах, имеющих чин коллежского регистратора». Привлекались и недоросли, преимущественно из Мало­россии. Штаб-, обер- и унтер-офицеры, назначенные в корпус кавалергардов, жаловались Павлом I в мальтийские рыцари. Других мальтийских рыцарей, кроме кавалергардов, по большому счету, в Рос­сии никогда не было. 11 января 1800 г. корпус трансформирован в полк, т.е. поступил в общий состав войск России, с неизменными требованиями дисциплины, подчинения уставам и проч., удержав единственную привилегию: стража у трона при венчании на царство российских монархов назнача­лась только из кавалергадов [50; 48-51]. Нижний состав полка, т.е. двора мальтийских рыцарей, фор­мировался после этого за счет перевода из армейских кирасирских полков, а офицеры переводились из Конной гвардии [50; 52]. Других мальтийских рыцарей, скажем еще раз, в России не было.

Изгнание папы Пия VI из Рима и оккупация Мальты французами, из-за бездействия гроссмей­стера Гомпеша удавшаяся французами очень легко, имели значительные последствия. Папа лишил Гомпеша гроссмейстерства, что вызвало одобрение большинства мальтийских рыцарей. Тогда-то и возникла идея предложить гроссмейстерство протектору ордена. Существуют сведения, что Павел I снесся с папой, пригласил его в Россию и с его согласия принял на себя гроссмейстрество. 29 ноября 1798 г. в Георгиевском зале Зимнего дворца Литта от имени Капитула (т.е. Совета) ордена держал речь и торжественно провозгласил Павла I гроссмейстером («гранд-метром»), поднеся соответст­вующие акт и регалии.

Мальтийские рыцарские обряды в России, за участие в которых Павла так часто упрекали, дей­ствительно имели место. Так, при участии Павла I, императрицы Марии Федоровны, наследника Александра Павловича и при огромном скоплении народа проходил главный орденский праздник — обряд сожжения костров накануне Иванова дня, известный еще с Палестины, когда рыцари сжигали белье своих странноприимных домов. Не участвовать в подобных церемониях гроссмейстер и про­тектор ордена, конечно же, не мог. Отказ Англии, захватившей Мальту, вернуть остров ордену стал одной из причин, приведших к резкому ухудшению русско-английских отношений, что, в конечном счете, привело к заговору и цареубийству в ночь с 11 на 12 марта 1801 г.

Таким образом, даже беглое обращение к фактической стороне дела позволяет сделать вывод о том, что у Павла к мальтийским рыцарям была прежде всего «любовь политическая», в руководстве ордена наличествовали только русские подданные, да и большинство мальтийских рыцарей в России считали своим родным украинский язык. Параллели же между мальтийцами и масонами становятся вовсе неуместными — не зачислять же в масоны всех офицеров-кавалергардов, пожалованных в мальтийские рыцари.

Некоторые авторы, в частности О.П.Ведьмин, полагают, что Павлу принципиально были чужды краеугольные камни будущей теории официальной народности — православие, самодержавие, на­родность — на том основании, что Павлом I создана «самодержавно-масоно-рыцарская идеология» [44; 198]. Разберем это утверждение.

Петр I отказался от самодержавной модели власти и попытался заменить ее иной моделью, ос­нованной на идеях просвещения. Еще Д.А.Хомяков указывал: «Вся суть реформ Петра сводится к одному — к замене русского самодержавия абсолютизмом. Самодержавие, означающее первона­чально просто единодержавие, становится с него римско-германским императорством. Царь есть «отрицание абсолютизма» именно потому, что он связан пределами народного понимания и мировоз­зрения, которые служат той рамой, в пределах коей власть может и должна почитать себя свободной» [53; 103]. Кризис абсолютистской модели власти и в еще большей степени ее идеологического обос­нования, проявившиеся вполне наглядно в 1775-1793 гг., заставили Павла Петровича искать новые начала в управлении империей. Он нашел их в самодержавии, т.е. в той модели власти, идеологиче­ской основой которой является православное мировоззрение. Русские православные люди XVIII в., и Павел Петрович в том числе, разумели под православием, самодержавием и народностью вовсе не то, что современный историк О П.Ведьмин, но для последнего это не может быть основанием для отри­цания в деятельности Павла наличия этих высоких принципов. Впрочем, О.П.Ведьмин прав, когда указывает, что идеология при Павле была самодержавной.

Справедливости ради укажем, что едва ли не первым на историческую роль Павла I и его ре­форм в плане возвращения к самодержавным началам и православным ценностям указал И.Л.Солоневич, видевший в царствовании Павла Петровича достаточно полное воплощение идеала «народной монархии». Во многом прав историк начала ХХ в. В.И.Вишняков, заметивший, что вне православия невозможно понять ни личности, ни деяний Павла [54; 8].

Наконец, многие современные авторы должны разделить ответственность за логику научного исследования, подобную логике Г.И.Чулкова: «насколько Павел был «уловлен» Новиковым, мы не знаем. Мы не знаем также, когда именно Павел был «посвящен», однако едва ли можно сомневаться в том, что он был посвящен» [55; 42]. Уверенность подобных авторов в масонстве Павла Петровича вряд ли будет поколеблена какими бы то ни было рациональными доводами.

Таким образом, членство Павла Петровича в масонских ложах не только не доказано, но и, сме­ем утверждать, не может быть доказано при нынешнем состоянии источниковой базы. Одновременно мы никоим образом не готовы считать русских масонов XVIII в. врагами православия, церкви, импе­рии и т.п. Наше понимание значения деятельности «вольных каменщиков» в России XVIII в. восхо­дит к пушкинскому. В статье «Александр Радищев» А.С.Пушкин указывал, в частности: «В то время существовали в России люди, известные под именем мартинистов (выделено Пушкиным. — Ю.С.). Мы еще застали несколько стариков, принадлежавших этому полуполитическому, полу- религиозному обществу. Странная смесь мистической набожности и философического вольнодумст­ва, бескорыстная любовь к просвещению, практическая филантропия, ярко отличали их от поколе­ния, которому они принадлежали. Люди, находившие свою выгоду в коварном злословии, старались представить мартинистов заговорщиками и приписывали им преступные политические виды. ... Нельзя отрицать, чтобы многие из них не принадлежали к числу недовольных; но их недоброжела­тельство ограничивалось брюзгливым порицанием настоящего, невинными надеждами на будущее и двусмысленными тостами на фран-масонских ужинах» [56; 31-32]. «Коварное злословие» — так определил национальный гений измышления на масонов XVIII в., не изжитые и по сей день.

 

Список литературы

  1. Соловьев О.Ф. Масонство в России // Вопросы истории. — 1988. — № 10.
  2. Старцев В.И. Русские масоны XX века // Вопросы истории. — 1988. — № 6.
  3. Хасс Л. Еще раз о масонстве в России начала XX века // Вопросы истории. — 1990. — № 1.
  4. Николаевский Б.И. Русские масоны и революция. — М.: Терра, 1990.
  5. Бакунина Т.А. Знаменитые русские масоны. — М.: Интербук, 1991.
  6. Масонство в его прошлом и настоящем: В 2 т. — М.: ИКПА, 1991.
  7. ЛонгиновМ.Н. Новиков и московские мартинисты. — СПб.: Лань, 2000.
  8. Вернадский Г.В. Русское масонство в царствование Екатерины II. — СПб.: Изд-во им. Н.И. Новикова, 2001.
  9. Масонство и масоны. Вып. 1. — М.: Культура, 1994.
  10. Митрополит Антоний. Послание о масонстве // Николаевский Б.И. Русские масоны и революция. — М.: Терра, 1990.
  11. Лопатин В.С. Суворов не был масоном // Иванов О.А., Лопатин В.С., Писаренко К.А. Загадки русской истории. Восем­надцатый век. — М.: Древлехранилище, 2000.
  12. ПесковА.М. Павел I. — М.: Молодая гвардия, 1999.
  13. Пушкин А.С. Заметки и афоризмы разных лет // А.С.Пушкин. Полн. собр. соч. — Т. 12. — М.: ЦентрКом, 1996.
  14. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. — Т. 4. — СПб.: Диамант, 1996.
  15. Пыпин А.Н. Русское масонство. XVIII и первая четверть XIX в. — Пг.: Огни, 1916.
  16. БердяевН.А. Жозеф де Местр и масонство // Масонство и русская культура. — М.: Искусство, 1998.
  17. ЗафесовГ.Р. Тайные рычаги власти. — М.: Мысль, 1984.
  18. Платонов О.А. Тайная история масонства. Документы и материалы. — Т. 1. — 2. — М.: Русский вестник, 2000.
  19. Худушева И.Ф. Царь. Бог. Россия. Самосознание русского дворянства. (Конец XVIII — первая треть XIX вв.). — М.: ИФ РАН, 1995.
  20. МикешинМ.И., ВоронцовМ.С. Метафизический портрет в пейзаже // Философский век. Вып. 2. — СПб., 1997.
  21. Юрков С.Е. Под знаком гротеска: антиповедение в русской культуре. (XI - начало XX вв.). — СПб., 2003.
  22. ПустарнаковВ.Ф. Масоны // Исторический лексикон. XVIII век. — М.: Изд. центр АЗ, 1996. — С. 489-493.
  23. Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. — Т. 3. — М.: Прогресс, 1995.
  24. Философский энциклопедический словарь. — М.: Сов. энцикл., 1983.
  25. ЧечулинН. Русское провинциальное общество во второй половине XVIII века. — СПб.: Тип. В.С.Балашева, 1889.
  26. Геллер М. История российской империи. — Т. 2. — М.: МИК, 2001.
  27. Де Мадариага И. Россия в эпоху Екатерины Великой. — М.: Новое литературное обозрение, 2002.
  28. Тайная история масонов. Документы и материалы. — Т. 1. — М.: Русский Вестник, 2000.
  29. Зеньковский В.В.История русской философии // Масоны и русская культура. — М., 1998.
  30. Телепнев Б. Франмасонство в России // Тайная история масонов. Документы и материалы. — Т. 1. — М., 2000.
  31. Русская православная церковь против масонства // Тайная история масонов. Документы и материалы. — Т. 1. — М.: Новое литературное обозрение, 2000. — С. 12 — 205.
  32. Аббат Баррюэль. О злоумышлениях и таинствах масонских лож, имеющих влияние на все европейские державы // Тайная история масонов. Документы и материалы. — Т. 1. — М., 2000. — С. 392-431.
  33. ОльховскийЕ.Р. Тайны и авантюры в российской истории. — СПб.: Нева: ОЛМА-ПРЕСС, 2003.
  34. Сорокин Ю.А. Российский абсолютизм в последней трети XVIII в. — Омск, 1999.
  35. Сорокин Ю.А. Павел I. Личность и судьба. — Омск, 1996.
  36. Русская старина. 1901. — № 30.
  37. Шумигорский Е.С. Император Павел I и масонство // Масонство в его прошлом и настоящем. — Т. II. — М.: Интербук, 1991.
  38. Сергеев В.И. Павел I. — Ростов н/Д: Феникс, 1999.
  39. Государственность России. Кн. 3. — М.: Наука, 2001.
  40. Русская старина. 1874. — Т. IX.
  41. Русская старина. 1887. — Т. 56.
  42. Русский архив. 1869.
  43. КапеллерА. Россия — многонациональная империя. — М.: Прогресс-Традиция, 1997.
  44. Ведьмин О.П. Масоны в России. 1730-1825 гг. — Кемерово: Кузбассвузиздат, 1998.
  45. Захарова О.Ю. Генерал-фельдмаршал светлейший князь М.С.Воронцов. Рыцарь Российской империи. — М.: ЦЕНТРПОЛИГРАФ, 2001.
  46. Уортман Р. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. — М.: ОГИ, 2002.
  47. Греч Н.И. Открытие памятника императору Павлу Петровичу в Гатчине // Русский художественный листок. 1851. — № 32.
  48. ЭйдельманН.Я. Грань веков. — М.: Мысль, 1986.
  49. Захарова О.Ю. Светские церемониалы в России XVIII — начало XX вв. — М.: Центрполиграф, 2001.
  50. БондаренкоА.Ю. Кавалергарды: история, биографии, мемуары. — М.: Воениздат, 1997.
  51. Конвенция, заключенная между его величеством императором всероссийским и державным орденом Мальтийским и его преимуществом гроссмейстером. — СПб.: Императорская типография, 1798.
  52. ПСЗ — I. Т. XXIV. — № 17946.
  53. ХомяковД.А. Православие, самодержавие, народность. — Минск: Беларуская грамата, 1997.
  54. Вишняков В.И. Император Павел I. Опыт применения принципов православия к историческим исследованиям. — Пг., 1916.
  55. Чулков Г.И. Император Павел I // Императоры. — М.: Олимп: АСТ, 2001.
  56. Пушкин А.С. Александр Радищев // А.С.Пушкин. Полное собрание сочинений. — Т. 12. — М., 1996

Разделы знаний

Архитектура

Научные статьи по Архитектуре

Биология

Научные статьи по биологии 

Военное дело

Научные статьи по военному делу

Востоковедение

Научные статьи по востоковедению

География

Научные статьи по географии

Журналистика

Научные статьи по журналистике

Инженерное дело

Научные статьи по инженерному делу

Информатика

Научные статьи по информатике

История

Научные статьи по истории, историографии, источниковедению, международным отношениям и пр.

Культурология

Научные статьи по культурологии

Литература

Литература. Литературоведение. Анализ произведений русской, казахской и зарубежной литературы. В данном разделе вы можете найти анализ рассказов Мухтара Ауэзова, описание творческой деятельности Уильяма Шекспира, анализ взглядов исследователей детского фольклора.  

Математика

Научные статьи о математике

Медицина

Научные статьи о медицине Казахстана

Международные отношения

Научные статьи посвященные международным отношениям

Педагогика

Научные статьи по педагогике, воспитанию, образованию

Политика

Научные статьи посвященные политике

Политология

Научные статьи по дисциплине Политология опубликованные в Казахстанских научных журналах

Психология

В разделе "Психология" вы найдете публикации, статьи и доклады по научной и практической психологии, опубликованные в научных журналах и сборниках статей Казахстана. В своих работах авторы делают обзоры теорий различных психологических направлений и школ, описывают результаты исследований, приводят примеры методик и техник диагностики, а также дают свои рекомендации в различных вопросах психологии человека. Этот раздел подойдет для тех, кто интересуется последними исследованиями в области научной психологии. Здесь вы найдете материалы по психологии личности, психологии разивития, социальной и возрастной психологии и другим отраслям психологии.  

Религиоведение

Научные статьи по дисциплине Религиоведение опубликованные в Казахстанских научных журналах

Сельское хозяйство

Научные статьи по дисциплине Сельское хозяйство опубликованные в Казахстанских научных журналах

Социология

Научные статьи по дисциплине Социология опубликованные в Казахстанских научных журналах

Технические науки

Научные статьи по техническим наукам опубликованные в Казахстанских научных журналах

Физика

Научные статьи по дисциплине Физика опубликованные в Казахстанских научных журналах

Физическая культура

Научные статьи по дисциплине Физическая культура опубликованные в Казахстанских научных журналах

Филология

Научные статьи по дисциплине Филология опубликованные в Казахстанских научных журналах

Философия

Научные статьи по дисциплине Философия опубликованные в Казахстанских научных журналах

Химия

Научные статьи по дисциплине Химия опубликованные в Казахстанских научных журналах

Экология

Данный раздел посвящен экологии человека. Здесь вы найдете статьи и доклады об экологических проблемах в Казахстане, охране природы и защите окружающей среды, опубликованные в научных журналах и сборниках статей Казахстана. Авторы рассматривают такие вопросы экологии, как последствия испытаний на Чернобыльском и Семипалатинском полигонах, "зеленая экономика", экологическая безопасность продуктов питания, питьевая вода и природные ресурсы Казахстана. Раздел будет полезен тем, кто интересуется современным состоянием экологии Казахстана, а также последними разработками ученых в данном направлении науки.  

Экономика

Научные статьи по экономике, менеджменту, маркетингу, бухгалтерскому учету, аудиту, оценке недвижимости и пр.

Этнология

Научные статьи по Этнологии опубликованные в Казахстане

Юриспруденция

Раздел посвящен государству и праву, юридической науке, современным проблемам международного права, обзору действующих законов Республики Казахстан Здесь опубликованы статьи из научных журналов и сборников по следующим темам: международное право, государственное право, уголовное право, гражданское право, а также основные тенденции развития национальной правовой системы.