80-е годы стали десятилетием, когда сверхдержавы перестали считаться государствами особого рода, стоящими неизмеримо выше и вне всех прочих государств. Это относилось прежде всего к СССР, который уже не выглядел как равный соперник Соединенных Штатов, не мог далее сохранять господство в Центральной и Восточной Европе, переживал резкий экономический спад и стоял перед угрозой распада. Падение веса Соединенных Штатов, хотя и носило совершенно иной характер, было едва ли менее разительным, если учесть их бесспорное превосходство в прошедшие два десятилетия и то, что у них сохранялись огромные ресурсы и огромные объемы промышленного и сельскохозяйственного производства.
Америка сама была повинна в ослаблении своего могущества и падении престижа, поскольку допустила ошибки и просчеты в управлении экономикой и во внешней политике. Неуклюжесть внешней политики наиболее резко проявилась в Центральной Америке, где сорвались намерения Рейгана умиротворить маленькую республику Сальвадор и обеспечить для нее благопристойную демократию правого толка. В Панаме Соединенные Штаты субсидировали известного торговца наркотиками, а когда его преступления стали слишком явными, не сумели сместить его путем подкупа и прибегли к военному вторжению под надуманным предлогом. В Никарагуа Рейгану не удалось свергнуть сандинистский режим, несмотря на большие затраты на ведение войны чужими руками и явное нарушение международного права, за что Международный суд подверг порицанию Соединенные Штаты. Позднее правительство Даниэля Ортеги было свергнуто не силой оружия, а посредством экономических санкций, которые побудили никарагуанцев проголосовать против Ортеги на выборах, удивительно честных по демократическим меркам. Такие неудачные действия против слабых соседей по Американскому континенту свидетельствовали о неверном понимании проблем применения силы. Соединенные Штаты были крупнейшей в мире военной и промышленной державой и тем не менее не могли эффективно действовать в качестве державы региональной.
На Ближнем Востоке Соединенные Штаты, столкнувшись с потерей своего союзника — иранского шаха и с захватом новым режимом заложников из американского посольства, увязли в противоречиях и уловках: моральный долг освободить заложников вступал в коллизию с публичными заявлениями о решимости не вступать в торг с террористами. Во время предвыборной кампании 1980 г. проблема заложников обернулась против Картера и в пользу Рейгана. Заложников удалось вызволить лишь позднее, в результате секретных переговоров о поставках оружия Ирану через Израиль, которые велись с 1980 по 1986 гг. и закончились публичным скандалом. Оружие продавалось по высоким ценам, а деньги использовались для вооружения окольными путями никарагуанских «контрас»; тем самым заговорщики, среди которых были президент Рейган и вице-президент Буш, обманули конгресс и народ. Сочетание противозаконных и лицемерных действий президент и его советники пытались оправдать некими идеологическими соображениями.
Вторая авантюра, связанная с первой, была обусловлена стремлением и впредь тайно вооружать и финансировать воевавших против никарагуанского правительства «контрас», вопреки «поправке Боуленда», принятой конгрессом в 1984 г. и содержавшей требования прекратить дальнейшую военную помощь им1. Американцы совместно с израильскими и другими торговцами оружием предложили поставить в Иран оружие для ведения войны с Ираком. Оружие должно было поступать в Иран не напрямую из Соединенных Штатов, а из израильских запасов, которые Соединенные Штаты затем должны были пополнять. Высокопоставленные американские должностные лица тайно отвезли в Иран партию запасных частей для ракетных пусковых установок. Но обе стороны ожидали получить больше того, на что можно было разумно надеяться. Иран потребовал не только оружие, но и политических уступок, таких как уход Израиля из Южного Ливана, освобождение заключенных, содержащихся в Кувейте по обвинению в совершении террористических актов в Ливане, и др. Один американский заложник был освобожден в обмен на запчасти, затем — в обмен на новую партию оружия — другой. Прошло много тайных встреч, на которых обе стороны обманывали друг друга дутыми заявлениями. Все это получило огласку. Рейган уволил своего советника по национально безопасности адмирала Джона Пойндекстера и его главного подчиненного, занимавшегося данными вопросами, полковника Оливера Норта, который успел уничтожить значительную часть документации, прежде чем оставил свой пост. Первые публичные заявления Рейгана были лживыми. И хотя он знал, что «поправку Боуленда» обходят разными способами, до конца его президентства так и не было доказано, что президент был конкретно осведомлен об операции «Иран — контрас». Позднее, давая показания, он более ста раз заявлял, что не может вспомнить какие-либо существенные моменты, поэтому было неясно, как обстояло дело: то ли ему не сообщили об этом, то ли он этого не понял, или и то и другое неправда. В любом случае он не смог вернуть себе репутацию честного, компетентного и делового человека. Значение аферы «Иран — контрас» состояло не в том, что она ослабила Соединенные Штаты в военном отношении, а в том, что привлекла внимание всего мира и заставила усомниться в надежности Соединенных Штатов как партнера в международных делах. Дух скандала был тем более резким, что он грянул всего через десять с небольшим лет после разительных деяний Ричарда Никсона в 1974 г., когда вскрылись его жульничество и лживость. Он был вынужден уйти в отставку и во избежание импичмента передать власть Джеральду Форду — конгрессмену посредственных способностей [1; с. 40–48].
Эти промахи американцев беспокоили их европейских союзников, поскольку положение Соединенных Штатов в западном союзе было уникальным: без них был немыслим никакой антисоветский альянс, пока шла холодная война. Всегда существовала напряженность, хотя ее обычно удавалось преодолевать перед лицом грубой политики русских (до прихода Горбачева) в Европе и за ее пределами. В шестидесятых годах самым серьезным расколом стал конфликт между Францией и Соединенными Штатами, из-за которого Франция наполовину вышла из альянса, но вскоре после де Голля французские подразделения снова приняли участие в военно-морских учениях НАТО в Средиземноморье (1970 г.). Тем не менее трудности часто возникали и в 70-е годы.
Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ), проходившее в Хельсинки в 1972–1975 гг., существенно изменило ситуацию в Европе. В нем участвовали представители 35 государств, включая Соединенные Штаты и Канаду, которые были признаны полноправными и неотъемлемыми участниками европейского процесса. По окончании Совещания было решено продолжать его в форме периодических конференций по рассмотрению действия Заключительного акта. Участники Совещания преследовали разные цели, но достигли их в достаточной мере для того, чтобы придать этому широкому форуму (безусловно, самому представительному из всех, которые имели место в Европе после войны) полупостоянный характер, что составило реальную альтернативу доминирующей биполярности, сформированной сверхдержавами, и исключительному положению каждой сверхдержавы в своей сфере действий.
Зачинателем Хельсинкского совещания был СССР. Запад согласился на него, настояв на включении в число участников США и Канады. Цель Советского Союза состояла в том, чтобы добиться всеобщего признания послевоенных границ в Европе, которые не были закреплены ни на одной мирной конференции, а заодно — обсудить вопросы безопасности с точки зрения размещения военных баз и численности войск. Вначале Запад относился к Совещанию с безразличием и цинизмом, но затем решил воспользоваться случаем и добиться от СССР согласия на определенные условия. Западные страны, объединившись с нейтральными, отклонили советское предложение объявить европейские границы незыблемыми; Совещание провозгласило, что они не должны изменяться силой. Кроме того, западные и нейтральные страны настояли на более широком толковании понятия «безопасность», с тем чтобы оно охватывало не только дислоцирование вооруженных сил, но и взаимопонимание. Таким образом, Хельсинкский заключительный акт содержал декларации юридически необязательные, но, тем не менее, официальные и нормативные — о правительственных и неправительственных контактах в целях экономического, социального и технического сотрудничества и так называемого сотрудничества в гуманитарных областях2. Эта фраза открывала дверь к обсуждению проблем прав человека и их нарушения. Попытка СССР ограничить сферу действия этих деклараций дискуссиями между системами, а не государствами потерпела неудачу. Если бы советское предложение было принято, Заключительный акт допускал бы лишь отвлеченные дебаты по вопросу об относительных достоинствах и недостатках капиталистической и коммунистической систем, но не критику политики и практики конкретных государств. Таким образом, СССР — инициатора Хельсинкского совещания — переиграли на нем, и впоследствии он пожалел о том, что все это затеял3.
Кроме того, на Хельсинкском совещании было решено периодически рассматривать ход осуществления принятых обязательств. Первая встреча состоялась в 1977 г. в Белграде в довольно враждебной атмосфере. На ней не было достигнуто никаких результатов, кроме согласия собраться снова. Следующая встреча началась в Мадриде в 1980 г., после длительных попыток СССР сорвать ее. Как и следовало ожидать, Запад крупно сыграл на советском вторжении в Афганистан и на положении диссидентов в СССР. Франция предложила провести еще одну конференцию по разоружению в Европе, а Брежнев сместил акцент на меры по укреплению доверия, сферу действия которых он готов был расширить на всю Европу до Урала. Ни в одном из этих предложений не содержалось ничего нового: они свидетельствовали лишь о намерении продолжать разговор и искать новые аргументы. Но более серьезные последствия Хельсинкского совещания не были связаны с этими конференциями, ибо хельсинкский процесс совпал с брожением в Центральной Европе, которое в Польше вылилось в политическую революцию. Хельсинкские декларации и хельсинкские наблюдательные комитеты, созданные во многих странах (включая СССР) для контроля за поведением подписавших Заключительный акт государств, способствовали пробуждению надежд; их воздействие трудно было оценить количественно, но оно было достаточно существенным. После 1989 г. СБСЕ стало общеевропейским форумом, необходимость в котором стала ощущаться после крушения просоветских режимов в Центральной и Восточной Европе и возникшего в результате его замешательства относительно целесообразности сохранения НАТО. В 1990 г. участники СБСЕ учредили постоянную штаб-квартиру, что явилось шагом в сторону от вооруженной биполярности к новому, неясно осознаваемому порядку, при котором конфронтация между европейцами, а также между сверхдержавами в Европе была бы если не выброшена на свалку истории, то, по крайней мере, списана в ее анналы. СБСЕ претендовало на роль региональной организации для Европы по смыслу ст. 51 Устава ООН и, таким образом, стремилось несколько умерить американскую ответственность и интересы в Европе, но сохранить их, поскольку Соединенные Штаты были участником СБСЕ. В 1994 г., когда СБСЕ насчитывало 53 участника, Совещание было переименовано в Организацию (ОБСЕ), не имеющую, однако, собственных вооруженных сил4. Они были у НАТО, но последнее лишилось противников и как военный союз оказалось в странном положении. Члены НАТО хотели сохранить альянс, а его бывшие противники стремились вступить в него. Для Соединенных Штатов НАТО символизировало заботу американцев о Европе и постоянное участие в европейских делах; оно было как бы предупреждением, что нельзя навсегда исключить возможность возрождения враждебной российской державы, и, кроме того, НАТО было формой интернационализма, более приемлемой для американского конгресса и народа, чем членство в ООН. Поэтому Соединенные Штаты желали приспособить НАТО к новым обстоятельствам путем его расширения. Союзники против этого не возражали, но было трудно принять новых членов из Восточной Европы, не вступив в конфликт с Россией (требовавшей членства для себя в случае, если в НАТО будет принято какое-либо иное государство)5.
В 1993 г. министр обороны Германии Фолькер Руэ публично поддержал вступление в НАТО (и ЗЕС) Польши, Венгрии и Чешской и Словацкой Республик в качестве ассоциированных членов. Ельцин, будучи в Варшаве, объявил, что Россия не возражает против вступления Польши в НАТО, но через несколько недель официально уведомил Соединенные Штаты, Германию, Францию и Великобританию о том, что НАТО не должно расширяться на восток; его постоянная подозрительность относительно намерения американцев использовать расширенное НАТО как угрозу России усилилась в связи со стремлением США применить силы НАТО против сербов в Боснии [1; с. 20–25].
Соединенные Штаты разработали план под названием «Партнерство во имя мира», предусматривавший участие бывших коммунистических противников в деятельности НАТО, в основном с целью отложить решение вопроса о приеме их в эту организацию; приглашение приняли более 20 стран Европы и постсоветской Средней Азии. Закон об участии в НАТО позволил президенту Соединенных Штатов передавать этим странам излишки вооружений [1; с. 26–28].
Ельцин увяз в противоречиях. В 1995 г. он заявлял о готовности присоединиться к «партнерству», но в том же году громогласные выступления националистов в России и приближение выборов побудили его протестовать против проведения НАТО учений с участием некоторых ее новых партнеров вблизи границ России. Он также протестовал против настойчивого требования США, чтобы военные операции в Боснии проводились под командованием НАТО (и, таким образом, без участия России). Эти противоречия совпали с внутренними трениями в НАТО, когда недавно назначенный генеральный секретарь Вилли Клас был вынужден уйти в отставку после обвинений его в Бельгии во взяточничестве и коррупции. Некоторые члены НАТО образовали региональные силы, которые довольно сомнительно выдавались за средства укрепления европейской опоры НАТО, оживления ЗЕС и за первые военные подразделения ЕС. Таковыми были франко-германские вооруженные силы, к которым присоединились вооруженные силы Бельгии, Люксембурга и Испании, а также два вида средиземноморских вооруженных сил (сухопутные и морские), созданных Францией, Италией, Испанией и Португалией6.
Рейган унаследовал и усугубил запутанные проблемы в экономической области. Американское превосходство в мире было прежде всего экономическим; на протяжении всего столетия Америка славилась тем, что ее капитализм действовал наиболее эффективно и в суровые и в благодатные времена. Одним из основных элементов международного порядка, сложившегося после 1945 г., стала экономическая система, разработанная в 1944 г. в Бреттон-Вудсе и включавшая в себя Всемирный банк и Международный валютный фонд (МВФ)7. Эта система опиралась на господство американского доллара; главным ее постулатом была важность стабильных обменных курсов, а сам доллар был привязан к цене золота (35 долл. за унцию) или, наоборот, определял ее. В 1945 г. потенциал американской экономики и, таким образом, прочность доллара были самоочевидны. В период действия бреттонвудской системы Соединенные Штаты экспортировали капиталы в огромных масштабах, частично в рамках своей внешней политики, требовавшей крупных расходов на содержание вооруженных сил за рубежом, а впоследствии — на ведение войны во Вьетнаме, и частично в форме вложений корпораций, вкладывавших средства в предприятия за рубежом и приобретавших их. В то же время с 1959 г. во внешней торговле США периодически возникал дефицит, и они стремились финансировать все эти операции без всякого участия, а с 1968 г.:— лишь при незначительном участии американских граждан в форме уплаты повышенных налогов. В результате в 60-е годы стали расти запасы евродолларов (долларов, накопленных за пределами Соединенных Штатов), что усилило как неопределенность в отношении сохранения позиций доллара, так и трудности, связанные с контролем и регулированием американской валюты, а также с самим существованием действующего мирового экономического порядка. В 70-е годы темпы роста промышленного производства в США отставали от темпов его роста в Японии, Германии, Франции и даже в Италии, а резкое удорожание нефти в 1973 и 1979 годах, совпавшее с превращением Соединенных Штатов в импортера нефти и покончившее с привычкой получать дешевые энергоносители, ускорило падение доллара и развал бреттонвудской системы8.
Крупнейшим потрясением для бреттонвудского порядка стал взлет цен на нефть, обусловленный, во-первых, переходом ближневосточной нефти в собственность ближневосточных стран и их политическими манипуляциями и, во-вторых, войной и революциями на Ближнем Востоке. ОПЕК — картель в основном ближневосточных производителей и экспортеров нефти, созданный в 1961 г., — в первые десять лет не шел на изменение цен, но в начале 70-х годов цены поползли вверх и до конца десятилетия (в этот период разразилась война 1973 г. и был свергнут шахский режим в Иране) выросли десятикратно9. Эта экономическая революция обратилась вспять, поскольку вынудила крупнейшие нефтяные компании искать и добывать нефть за пределами Ближнего Востока, в связи с чем с 1988 г. цены на нефть резко упали (а вместе с ними ослабели влияние и сплоченность ОПЕК). Однако в 70-х – начале 80-х годов правительства еще не предвидели такого исхода. Их больше беспокоил крах бреттонвудской системы, в частности девальвация доллара на 1/3 в золотом выражении [9; с. 83–84]. (Возможно, таково было самое разрушительное последствие вьетнамской войны и финансирования ее Вашингтоном в долг — пагубное для всего мира, а также для самих Соединенных Штатов, поскольку оно положило конец стабильности валютной системы и экономическому росту.)
В этих условиях проводившаяся Рейганом (а также правительствами других стран) политика дефицитного финансирования и борьбы с инфляцией путем свертывания производства и ликвидации рабочих мест способствовала ослаблению уникального положения Соединенных Штатов в мире. Решимость президента поднять гордость американцев и их уверенность в себе до уровня его собственного оптимизма сопровождалась такой же решимостью снизить налоги. Поскольку подобная попытка самовозвеличения сопровождалась беспрецедентно высокими расходами на вооружение, период правления Рейгана отмечен привлечением крупных заемных средств и пренебрежением к социальному обеспечению. Его обещания сбалансировать бюджет, когда он пришел в Белый дом, были еще более опрометчивы, чем обычно бывают такие обещания. По-видимому, он полагал, что разрыв между расходами и доходами исчезнет, поскольку пониженные налоги наряду с монетаристскими мерами контроля обеспечат повышение прибылей и, таким образом, увеличение поступлений от налогов. Но снижение налогов и жесткая кредитная политика не принесли золотых яиц. Дефицит возрастал и в абсолютном выражении, и в процентах к ВНП; после 1982 г. монетарные ограничения были ослаблены, а процентные ставки понижены, рост продолжался, но сохранялся и разрыв. Единственным спасением оказалось привлечение иностранных денег для финансирования текущих правительственных расходов и внутренних капиталовложений: бюджетный дефицит в десятки миллионов долларов наполовину финансировался японскими и другими иностранными инвесторами, которые могли и передумать, если бы их не соблазняли постоянно растущие учетные ставки. Доллару было позволено вырасти, но он подскочил так резко, что его обменный курс перестал внушать доверие; затем последовало его еще более впечатляющее падение.
Менее чем за десять лет — к 1989 г., когда истек срок полномочий Рейгана, — Соединенные Штаты превратились из крупнейшего в мире кредитора в крупнейшего должника. Их внешний долг, превышающий 660 млрд. долл., всего за год вырос на 25 % [9; с. 61,62]. Учитывая потенциал обрабатывающей промышленности, бюджетный дефицит можно было ликвидировать, несколько увеличив налоги; социальную деградацию можно было преодолеть, отказавшись от взглядов Рейгана, согласно которым правительство должно свести свою роль к минимуму, т.е. снять с себя ответственность. Однако в тот момент Соединенные Штаты уже не были единственным лидером в мире, на первые роли выходили Япония и европейское сообщество. Уверенность, которую Рейган внушил американцам военной мощью и своей риторикой, была поставлена под сомнение вследствие экономических и социальных трудностей и посредственного руководства. Рейган вооружил Соединенные Штаты для борьбы с СССР, но разоружил их перед лицом Японии (в равной степени агрессивного противника, несмотря на то, что его оружие не было боевым).
Бюджетный и внешнеторговый дефициты, хотя и имели чисто экономическое значение, подорвали доверие к доллару внутри и вне страны и лишили его статуса собственно мировой или резервной валюты. В такой политической и психологической атмосфере доллар имел тенденцию к удешевлению относительно основных валют и особенно иены, которая проявляла все бльшую склонность к росту по особой причине: японцы делали сбережения на душу населения в 2 раза больше, чем американцы, не тратили их на покупку американских или иностранных товаров. Хотя привычки японцев, связанные с расходованием средств, в значительной мере обусловливались их культурой, американцы считали, что они контролируются (более широко, чем, вероятно, было на самом деле) скрытым протекционизмом японских правительств, прибегавших к бюрократической обструкции и хитростям, чтобы сделать жизнь иностранного экспортера невыносимой.
Администрация Буша начала свое правление на редкость слабо и неудачно. Он стал президентом, когда его страна находилась на пике крупнейшего послевоенного триумфа — освобождения Центральной и Восточной Европы от коммунистического правления и распада второй мировой сверхдержавы. Он добился крупных успехов в войне 1991 г. против Ирака и объявил об установлении нового мирового порядка. И все же этих усилий и деклараций было недостаточно для того, чтобы добиться переизбрания ввиду недовольства внутри страны. В 1992 г. демократы вернулись в Белый дом с президентом Биллом Клинтоном. Победы Клинтона хватило лишь на два года — она была перечеркнута контрнаступлением республиканцев на первых же промежуточных выборах. Он вступил в должность, получив лишь 43 % голосов избирателей [1; с. 53–56]. Клинтон был разумным и красноречивым политиком, высказывавшимся откровенно, хотя иногда и непоследовательно. Он избегал хвастовства и, по-видимому, был готов принять на себя ответственность, но взял неуверенный старт, от чего целиком так и не оправился.
Главной заботой Клинтона было обеспечить одобрение конгрессом и народом бюджета, который сочетал бы в себе жесткие меры по сокращению огромного федерального дефицита под аплодисменты или, по крайней мере, без особых протестов. Однако лишь решающий голос вице-президента позволил провести бюджет через сенат. Столь шаткое начало сопровождалось рядом непродуманных назначений на высокие должности и новыми скандальными заявлениями по поводу личной жизни Клинтона и его прежнего бизнеса. За ними последовал провал чрезмерно амбициозной попытки ввести общенациональную систему медицинского обслуживания для граждан всех возрастов. В области внешней политики он оказался на удивление неподготовленным, действовал нерешительно и потому неуклюже. Хотя экономика несколько оживилась, важные в политическом отношении средние классы почти не почувствовали улучшения своей жизни, поскольку, как это ни парадоксально, экономический подъем шел одновременно с дальнейшим снижением доходов среднего класса. На промежуточных выборах 1994 г. демократы потерпели одно из серьезнейших поражений в текущем столетии, в частности, впервые за 40 лет они лишились большинства и в палате представителей, и в сенате [1; с. 61–68].
Причины крылись в значительной мере внутри страны, но внешняя политика способствовала появлению замешательства и опасений, доходивших иногда до возмущения и гнева. На первый взгляд, это было странно, поскольку совсем недавно Соединенные Штаты торжествовали по поводу распада Советского Союза, т.е. бесспорной победы во всеохватывающем глобальном конфликте. Но мировой коммунизм служил своего рода компасом в международных делах, и его исчезновение в значительной мере лишило американскую внешнюю политику целенаправленности. Почти одновременно с этими переменами исчез и второй главный постулат — относительно места и предназначения Соединенных Штатов в мире, что в экономическом развитии они опережали все другие государства. С одной стороны, окончание холодной войны означало победу капитализма над коммунизмом и оставило капитализм без соперника, но, с другой — капитализм восторжествовал, будучи не вполне здоровым, а роль Соединенных Штатов в мировой капиталистической системе с середины 70-х годов XX в. становилась все более неопределенной. Внутри страны перспективному экономическому росту в начале 90-х годов препятствовали: крупный бюджетный и внешнеторговый дефициты; отсутствие политической воли бороться с ним иными средствами, кроме провозглашения долгосрочных перспектив финансовой стабилизации, и осознание того, что рост финансируется не сбережениями, а иностранным (в частности японским) капиталом, на который нельзя полагаться бесконечно. Хотя, по представлениям общественности, капитализм победил коммунизм под руководством Америки, Соединенные Штаты, видимо, находились в опасном состоянии неопределенности по поводу того, как следует управлять современной капиталистической системой — как своей собственной, так и международной10.
Таким образом, Соединенные Штаты Америки, используя различные методы и направления в своей внешней политике, пытались в рассматриваемые годы укрепить свои ведущие позиции на международной арене с учетом многих противоречивых явлений того времени.
Список литературы
- 1. Кальвокоресси П. Мировая политика после 1945 года. — М.: Восточная литература. 2000. — С. 30–35.
- 2. Громыко А.А. Памятное. — М.: Политиздат, 1988. — С. 80–85.
- 3. Леонтьев Г.Л. Стратегия мира и безопасности: Внешняя политика СССР в конце 80-х гг. — М.: Международные отношения, 1987. — С. 100–101.
- 4. Савельев В.А. Капитолий США: прошлое и настоящее. — М.: Мысль, 1989. — С. 50–58.
- 5. Замошкин Ю.А. Вызовы цивилизации и опыт США. — М.: Наука, 1991. — С. 60–62.
- 6. Кулькин А.М. Капитализм, наука, политика. — М.: Мысль, 1987. — С. 79–82.
- 7. Там же. — С. 85–86.
- 8. Ахрамеев С.Ф. «Глазами маршала и дипломата»: критический взгляд на внешнюю политику СССР до и после 1985 года. — М.: Международные отношения, 1992. — С. 39–40.
- 9. Шейдина И.П. США: «Фабрики мысли» на службе стратегии. — М.: Наука, 1989. — С. 95–97.
- 10. Леонтьев Г.Л. Указ. раб. — С. 79–81.