Сложившаяся к концу ХХ столетия парадигма лингвистического знания представлена разнообразными направлениями и теориями, отразившими количественное увеличение знаний об исследуемом объекте и качественно новые представления в языковедческой науке, потребовавшие соответствующего метаязыка описания. Процесс введения в научный обиход новых терминологических единиц закономерен и объясним с точки зрения диалектики науки, в том числе и лингвистики. Каждый новый парадигмально маркированный период в истории науки репродуцирует наше знание об исследуемом объекте в диапазоне его качественно новых образов и, соответственно, новых исследовательских траекторий. Вариативность современных образов языка эксплицируется метадескрипциями «язык как язык индивида», «язык как член семьи языков», «язык как структура и система», «язык как тип и характер», «язык как пространство и дом духа» и т.д. [1; 8].
Зарождение концепций ментального лексикона в период трансформации лингвистических парадигм (структуралистической, функциональной, антропоцентрической) было обусловлено осознанием того факта, что «настало время перейти от рассмотрения языка как замкнутой структуры, когда отношение языка к человеку носит чисто декларативный характер, к изучению языка преимущественно с позиций человека, его потребностей, механизма его оперирования языком, его отношения к нему» [2; 86]. Ментальный лексикон с точки зрения методологической установки стал метаязыковым конструктом, репрезентирующим принципы антропоцентрического и функционального описания природы естественного человеческого языка.
В соответствии с релятивистским положением о содержании и структурной характеристике научного знания «ситуация, определяющая структуру и содержание знания, может быть задана как историческим периодом развития «мировой науки», так и национальной научной школой или даже коллективом ученых, работающих в весьма конкретных условиях» [3], актуализирующих своими исследованиями новые ракурсы понимания сущности объекта, новые модели и конструкты для описания его онтологии. Психолингвистический, когнитивный подход в современной лингвистике демонстрирует множественные дефиниции ментального лексикона, акцентирующие внимание на различных его аспектах. Специфика психолингвистического подхода к изучению особенностей становления и функционирования речевого механизма человека отвечает общей методологии антропоцентризма, так как «предопределяет недопустимость анализа языкового материала в отрыве от пользующегося им индивида» [4; 58]. Как указывает А.А.Леонтьев, психолингвистика «возникла в связи с необходимостью дать теоретическое осмысление ряду практических задач, для решения которых чисто лингвистический подход, связанный с анализом текста, а не говорящего человека, оказался недостаточным» [5].
В психолингвистике второй половины ХХ в. одной из ведущих проблем стало исследование ассоциативного значения слова и организации лексикона. Как отмечают некоторые ученые, в 50-е годы ХХ в. было опубликовано свыше 400 работ и собрано около 60 ассоциативных норм на базе десятка языков, позволивших установить значение и роль ассоциативной связи в процессах восприятия, памяти, мышления. При исследовании познавательных и мнемонических процессов оказалось необходимым учитывать фактор силы и направленности ассоциативной связи, возникающей между словами, а возникновение психолингвистики способствовало перемещению сферы использования свободного ассоциативного эксперимента в область изучения специфики языка, формирования языковой способности человека, анализа структуры значения слова.
В работах зарубежных исследователей на развитие представлений о лексиконе основное влияние оказывали, с одной стороны, популярные в то время лингвистические концепции (генеративная грамматика Н.Хомского), а с другой — формировавшееся под воздействием идей Ч.Осгуда и Дж. Ди-за стремление обнаружить внутреннюю (категориальную) структуру лексикона и выявить особенности ее становления у детей. Так, Ч.Осгуд, подчеркнув неправомерность отождествления лингвистических научных построений с «глубинной ментальной грамматикой», оперирует понятием глубинной когнитивной системы, которая трактуется как «высокоструктурированная система переработки семантической информации, семантическая по своей природе и вовлекающая синтаксис лишь при переходах между этой структурированной семантической системой и поверхностными формами продуцируемых и получаемых предложений. Лингвистам, которые долгое время занимались синтаксисом и трактовали лексикон как попросту «удобное место» для хранения исключений из синтаксических правил, пришлось в конце концов признать ведущую роль лексикона и подчиненную роль синтаксиса» [4; 116].
С 70-80-х годов ХХ в. начинается развитие советских ассоциативных исследований в концептуальных рамках деятельностного подхода к языку и теории речевой деятельности. Зарубежные ассоциативные исследования в этот период испытывают сильное влияние идей когнитивизма и в основном нацелены на поиск концептуальной и семантической структуры памяти человека. Появляется первый ассоциативный тезаурус, созданный на базе английского языка, и первый словарь ассоциативных норм русского языка [6]. В центре внимания советских исследователей оказываются вопросы, связанные с организацией внутреннего лексикона человека, взаимоотношения энциклопедических и языковых знаний.
Исследования Н.И.Жинкина, Л.С.Выготского, А.Р.Лурия, И.Н.Горелова, А.А.Леонтьева, А. А. Залевской и других, многочисленные эксперименты показали, что механизм мышления не связан с вербальным кодом и осуществляется независимо от языка. Мышление осуществляется на так называемом универсальном предметном коде (смысловом коде, коде смысла), имеющем образно-чувственный характер. К языку как системе знаков универсальный предметный код не имеет никакого отношения, он формируется в сознании каждого человека на отражательной основе, через органы чувственного восприятия. При возникновении у субъекта необходимости выразить свою мысль в языковой форме универсальный предметный код через механизм так называемых кодовых переходов перекодируется в языковые знаки, причем сначала в промежуточный код, а затем уже в громкую (внешнюю) речь [7].
Антропоцентрический подход к языку отражает наметившийся сдвиг от трактовки смысла как абстрактной сущности, формальное представление которой отвлечено и от автора высказывания, и от его адресата, к изучению концепта как сущности ментальной прежде всего. По мнению З.Д.Поповой, И.А.Стернина, «в настоящее время в лингвистике закрепляется термин «концепт» для обозначения мыслительного образа, называемого той или иной лексической единицей <...> можно говорить о трех принципиальных разновидностях мыслительных образов (концептов), обнаруживающихся в лексических единицах разных типов»: это представления — обобщенные чувственно-наглядные образы предметов или явлений (выступают в качестве смысловой стороны преимущественно лексических единиц конкретной семантики); гештальты — комплексные, целостные функциональные структуры, упорядочивающие многообразие отдельных явлений в сознании (образуют семантическое содержание так называемой абстрактной лексики); понятие — мысль о наиболее общих, существенных признаках предмета или явления, результат рационального отражения основных, существенных признаков предмета (формируются преимущественно в научной и производственной сферах) [8].
Современный уровень психолингвистического описания языковых фактов отражает результаты экспериментальных исследований, в частности, выполненных с помощью различного рода ассоциативных экспериментов и многочисленных других экспериментальных процедур, которые «позволяют выявить и описать содержание языковых знаков и структур в том виде, в каком они реально присутствуют в сознании носителей языка, а также выявить характер взаимодействия языковых единиц и структур в процессах понимания, хранения и порождения речевых произведений» [2; 47].
Так, в тверской психолингвистической школе, основанной А.А.Залевской, продолжаются работы по психолингвистическому изучению процессов идентификации слова, изучению особенностей психологической структуры значения слова через анализ ряда параметров (образность, конкретность и т. д.), изучению динамики развития значения слова, эмоционально-чувственного компонента значения слова, исследованию семантики широкозначных и полисемантичных слов, анализу специфики психолингвистической трактовки явлений полисемии, синонимии, антонимии, выявлению оснований для связи между словами, исследованию процессов категоризации.
Разработка теории межкультурной коммуникации инициировала ряд работ московской психолингвистической школы в области сопоставления норм, полученных на базе различных языков и исследования вербализации образов языкового сознания в рамках теории межкультурного общения. Основное внимание уделяется качественному анализу ассоциативных полей, полученных от представителей различных культурных этносов в целях выявления этнокультурной специфики их языкового сознания. Так, Н.В.Уфимцева обращается к качественному и количественному анализу ядра языкового сознания по ассоциациям обратного словаря, составляющего одну из частей «Ассоциативного тезауруса русского языка» [9], чтобы «выявить круг понятий, наиболее существенных для современного русского языкового сознания, т. е. для образа мира современных русских» [10], сравнивая его затем с образом мира современных англичан.
При широком использовании термина «лексикон» в публикациях последних лет, тем не менее, фактически отсутствует единое толкование содержания соответствующего понятия. Употребляющие его авторы далеко не всегда конкретизируют свою трактовку лексикона. По наблюдениям Е.С.Кубряковой, в случаях, когда это делается, чаще всего под лексиконом понимают индивидуальный словарный запас, репрезентации слов в долговременной памяти человека или хранилище слов в памяти человека, имеет место тенденция приравнивать ментальный лексикон к семантической памяти. А в качестве синонимов для номинации того, чем владеет человек внутри себя, используются: концептуальная система, внутренний, или ментальный, лексикон, информационный тезаурус. Они различаются по определенным параметрам, на что обращает внимание Е.С.Кубрякова: «Информационный тезаурус — источник информации, накопившейся в памяти: опыт, оценки и знания, которые можно использовать далее в разных структурах деятельности — не только в речи, но и в поведении»; «Концептуальная система представляет собой некие смыслы, которыми оперирует и манипулирует человек в процессах речемыслительной деятельности как некими отдельными идеальными сущностями (концептами). С помощью языка происходит, с одной стороны, фиксация концептов (благодаря чему части концептуальных систем становятся социально и конвенционально закрепленными системой знаков), а с другой — их построение»; «Ментальный лексикон — это совокупность знаний, группирующихся вокруг слова, и всех сведений, вытекающих из осознания его связей с другими словами и другими оперативными единицами сознания (концептами)» [11].
В трудах А. А. Залевской лексикон представляет собой лексический компонент речевой способности. Он трактуется как «лексический компонент речевой организации человека, обладающий теми же свойствами, какие специфичны для речевой организации в целом, т.е. он должен пониматься не как пассивное хранилище сведений о языке, а как динамическая функциональная система, самоорганизующаяся вследствие постоянного взаимодействия между процессом переработки и упорядочения речевого опыта и его продуктами, поскольку новое в речевом опыте, не вписывающееся в рамки системы, ведет к её перестройке, а каждое очередное состояние системы служит основанием для сравнения при последующей переработке речевого опыта» [2; 179]. В основе метафоры, дающей ключ к пониманию специфики индивидуального (ментального) лексикона как психолингвистического феномена в трактовке А.А.Залевской, лежит представление о голограмме. «Голографическая» метафора этимологически восходит к греческому «holos» — 'весь', 'полный', 'целый'. Целостный, объемный образ лексикона выстраивается как система многоярусных, многократно пересекающихся полей, с помощью которых упорядочивается и хранится в более или менее полной готовности к употреблению в деятельности разносторонняя информация о предметах и явлениях окружающего мира. Роль слова как единицы, функционирующей в ментальном лексиконе, при подобном подходе сравнивается с ролью лазерного луча при считывании голограммы: «оно делает доступным для человека определенный условно-дискретный фрагмент континуальной и многомерной индивидуальной картины мира во всем богатстве связей и отношений» [2; 116].
С концепцией ментального лексикона как динамической функциональной системы согласуется признанная большинством современных исследователей необходимость обращения к ассоциативному значению слова как значению, наиболее адекватному психологической структуре. При обзоре современных психологических концепций значения слова Е. И.Горошко отмечает, что результаты ассоциативных экспериментов позволили ввести для определения различных аспектов плана содержания слова понятия «ассоциативного поля» и «ассоциативной структуры» слова. «Получаемые в результате свободных ассоциативных экспериментов ассоциативные структуры отражают семантику слова в её сложности и единстве, определяют особенности словоупотребления, выявляют определенные черты значения слова» [12], а система многократно пересекающихся ассоциативных полей моделирует языковую способность носителя языка, его ментальный лексикон и фиксируется в ассоциативных словарях тезаурусного типа. Таким образом, в ассоциативных словарях представлена сама модель сознания человека, позволяющая выявить «стандартные ситуации использования слова и его типичного семантического отношения» [13]. Ю.Н.Караулов, развивая идеи Дж. Диза, предлагает взгляд на ментальный лексикон как на ассоциативно-вербальную сеть (вся мысленно представляемая совокупность связей между элементами «Ассоциативного тезауруса русского языка»), которая аккумулирует знание носителя языка о мире, показывает, каким видит окружающий его мир носитель данного языка, т. е. фиксирует наивно-языковую картину мира [14].
Методология антропоцентризма выступает центростремительным фактором для всего многообразия современных направлений лингвистических исследований и в то же время стимулирует как возникновение новых аспектов в изучении онтологии объекта, так и необходимость интегративного подхода к изучению языка. Существующие концепции ментального лексикона позволяют эксплицировать основные наметившиеся тенденции в исследовании онтологического статуса объекта, детерминированные традицией национальных лингвистических школ, индивидуальными исследовательскими подходами, методологическими ориентирами, ключевыми метафорами для моделирования объекта, а также принципиальными установками современных лингвистических исследований, такими как экспансионизм, когнитивизм, функционализм.
Список литературы
- Степанов Ю.С. Изменчивый «образ языка» в науке ХХ века // Язык и наука конца ХХ века. — М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 1995. — С. 7-34.
- Залевская А.А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст: Избранные труды. — М.: Гнозис, 2005. — 543 с.
- Современная философия науки. — М.: Наука, 1994. — С. 17.
- Залевская А.А. Введение в психолингвистику. — М., 2000. — 382 с.
- Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. — М.: Смысл, СПб.: Лань, 2003. — С. 84.
- Словарь ассоциативных норм русского языка / Ред. А.А.Леонтьев. — М.: Изд-во МГУ, 1977. — 192 с.
- Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. — М.: Наука, 1999. — 68 с.
- Попова З.Д., Стернин И.А. Когнитивная лингвистика. — М.: АСТ: Восток — Запад, 2007. — 314 с.
- Русский ассоциативный словарь / Ю.Н.Караулов, Г.А.Черкасова, Н.В.Уфимцева и др. — М.: АСТ: Астрель, 2002.
- Уфимцева Н.В. Русские: опыт еще одного самопознания // Языковое сознание: формирование и функционирование / Под ред. Н.В.Уфимцевой. — М.: РАН, Институт языкознания, 1998. — С. 52.
- Кубрякова Е.С. О ментальном лексиконе: лексикон как компонент речевой способности человека// Актуальные проблемы современной лингвистики / Под ред. Л.Н.Чурилиной. — М.: Флинта-Наука, 2007. — С. 126.
- Горошко Е.И. Интегративная модель свободного ассоциативного эксперимента. — М., 2001. — С. 109.
- Гиздатов Г.Г. Ассоциативные поля в русском и казахском языках: Учеб. пособие. — Алматы, 1997. — С. 49.
- Караулов Ю.Н. Активная грамматика и ассоциативно-вербальная сеть. — М.: ИРЯ РАН, 1999. — 180 с.