Являясь средством коммуникации между людьми, язык подвергается воздействию и определенным изменениям со стороны общества. Благодаря языку, возможность вступать в языковые контакты имеют как носители одного, так и разных языков. В наши дни мы наблюдаем интенсификацию межъязыковых контактов вследствие тесных связей между разными странами мира в области политики, экономики, науки и техники, образования и культуры. Межъязыковые контакты, в свою очередь, приводят к взаимному влиянию языков и заимствованию одним языком языкового материала другого.
Словарь современного немецкого языка, в особенности его активно используемая в повседневном речевом общении часть, определяется всей социальной картиной общества носителей языка. Лексика, поступающая в широкий национальный обиход в связи с новыми научнотехническими достижениями и появлением новых обществ материальной культуры, а также стилистические перемещения ранее нелитературных и специальных пластов лексики в сферу широкого использования основной массой носителей языка, является источником обогащения языка. Исследуя современное состояние языка, лингвисты не всегда могут адекватно судить об истинном месте многих фактов в ряду других аналогичных явлений. Известно много случаев, когда исследователи критически отвергали различные лексические и грамматические новшества, объявляя их коверканьем языка и предсказывая им быструю и бесславную гибель, но вопреки прогнозам эти явления закреплялись в языке надолго и оказывались ростками нового. Эта лексика часто приживается в языке, но только время может ответить на вопрос, почему то или иное слово или форма прижились в языке и стали нормой. Так, популярный немецкий лингвист Г. Вустманн, автор книги «Allerhand Sprachdummheiten», выдержавшей тринадцать изданий, приводил каждый раз список ставших внезапно популярными, но, с его точки зрения, «неправильных» или «ненужных» слов, подлежащих истреблению. Однако объявленная «вне закона» лексика приобретала права гражданства в языке вопреки его предсказаниям и рекомендациям. Экспрессивность, образность, живость, подвижность состава, некоторая социальная кодированность – все эти качества разговорного пласта современной лексики привлекали и привлекают многих ученых, в числе которых необходимо назвать имена Г. Эманна, В.Д. Девкина, Б.А. Ларина, Т.Г. Никитиной, Г.В.
Быковой и других. На фоне растущего негативизма в обществе, стремления к освобождению от привычных норм развивается и укрепляется тенденция к отчуждению от «формализованного» общества и его установок, в том числе и языковых, лексических, формируется социализированное антагонистическое сознание – быть не как все, что находит свое отражение, прежде всего, в языке наиболее восприимчивой к новым веяниям культуры социальной группы – в языке молодежи. Одной из особенностей молодежного сленга является широкое использование сниженной лексики. Без знания разговорно-окрашенной лексики, по мнению В.Д. Девкина, при изучении иностранного языка обойтись невозможно. Эта лексика составляет достаточно весомую, совершенно неотъемлемую часть лексикона [3]. Знакомство с разговорной лексикой нужно, чтобы понимать обиходную речь, чтобы овладеть важной частью лингвострановедения, чтобы уметь расшифровать подтекст, остроты, ассоциативный план высказываний.
В современном языкознании принято различать три основных лексико стилистических разряда: книжная лексика (научная, официально-деловая, газетно публицистическая, поэтическая), стилистически нейтральная (межстилевая) лексика и разговорная (собственно разговорная и просторечная) лексика [5].
Разнообразие лексического состава разговорных текстов, в которых можно встретить, прежде всего, слова, связанных с повседневной жизнью, бытом, так называемые бытовизмы: Gabel ‘вилка’, Kochtopf ‘кастрюля’, Besen ‘веник’; слова, имеющие ярко выраженный сниженный оттенок: bleuen ‘мутузить’, einbringen ‘вкалывать/ выкладываться’, Flederwisch ‘живчик’; слова стилистически нейтральные, составляющие основной словарный фонд современного литературного языка: machen ‘делать’, sich erholen ‘отдыхать’, alt ‘старый’,gestern ‘вчера’, nie ‘никогда’; специальную терминологическую лексику и отдельные жаргонные вкрапления, приводит к возникновению ряда затруднений при попытке дать четкую дефиницию как понятию «разговорная/ сниженная лексика», так и понятию «разговорность» вообще.
Разговорная лексика понимается как самая близкая к нейтральной в противопоставленности фамильярной, сильно сниженной – такая интерпретация, по мнению В.Д. Девкина, является характерной для лексикографической практики. Существуют следующие дефиниции данных понятий: «Разговорность» – это традиционное, весьма условное и собирательное название того, что противопоставлено идеально правильному, непогрешимому образцовопоказательному культурному стандарту. Отступление от этой эталонности может быть разной степени – минимальным (без нарушения литературности), среднесниженным, заметным (фамильярный слой) и значительным (грубая и вульгарная лексика) [3].
Разговорная лексика – это весь лексический фонд обиходной речи [8].
Н.И. Гез, характеризую разговорный регистр, относит к нему как лексику нейтрального или общеупотребительного стиля, так и слова с эмоциональноэкспрессивной окраской (ласкательные, бранные, иронические, шутливые и т.д.) [1].
Разговорная лексика – это лексика, употребляемая в обиходно-бытовом диалоге, свойственном устной речи [5].
Таким образом, среди всех, выделенных нами дефиниций разговорной лексики, при всем их многообразии и широте толкования термина, мы можем отметить несколько общих положений:
- Разговорная лексика противопоставлена литературному языку;
- Между лексическим составом литературного и разговорного языка существуют явления переходности и взаимопроникновения;
- Разговорная лексика функционирует в быту, в стихии свободного общения, вне официальных норм языка.
В реальной повседневной речевой коммуникации отражается дробная дифференциация социально-культурных групп населения, микрогрупп, разного рода социальных коллективов. Соответственно, наблюдается пестрая мозаика манер, способов выражения мыслей, эмоций, тактик, стратегий диалогов, построения письменных и устных текстов, употребления слов.
Во всем этом океане речи находят, в свою очередь, отражение специфические, «свои» узуальные нормы речевого поведения каждой из социально-культурных групп населения и микрогрупп. Очевидно при этом, что эти нормы зачастую резко расходятся (в силу расхождения с общепринятыми в данном обществе нормами речевого поведения) с нормами литературного языка. Так, известны своей «оригинальностью» речевого поведения и общения армейский быт, лагерно-тюремный быт, гендерные микрогруппы (исключительно мужских или исключительные женских) производственных коллективов и так далее.
В связи с отмеченным социокультурным разнообразием повседневной речевой коммуникации важно обратить внимание вообще на характер процессов, происходящих в современном дискурсе. Широкая экспансия сниженной речевой стихии, наблюдаемая на постсоветстком пространстве, захлестнула и страны Западной Европы. Задача жесткой дифференциации сниженной лексики значительно осложняется в связи с усиливающейся размытостью границ и состава самой сниженной лексики в силу следующих причин:
- неустойчивости, известной неопределенности зачастую негативно оценочных коннотаций таких единиц в по существу новых для них контекстах употребления, в иной (тоже новой для них) функциональной сфере употребления (из устной неформальной сферы жаргона, городского просторечия и пр. они переходят в официальную сферу массовой коммуникации или публичного выступления);
- быстрого, резкого расширения ситуаций общения, изменения характера речевых ситуаций (от межличностной к массовой коммуникации, к прямому переносу бытовых ситуаций в сферу официальности), а также в связи с процессами детабуизации обсценной (инвективной) лексики, наблюдаемой в последние годы в печати, в электронных СМИ, на страницах художественной литературы.
Эти процессы обусловлены обострением политической борьбы, усилением эмиграции большей частью маргинального слоя населения из стран Азии и Ближнего Востока в Западную Европу (в частности, в
Германию), усилением объемов публикации эротической продукции (изобразительной и вербальной), ослаблением действия вербальных фильтров в Мировой Сети. Если рассматривать условно профессиональные языки, то можно выделить следующий ряд причин их употребления членами коммуникативных групп: вопервых, люди хотят общаться друг с другом в присутствии чужих, оставаясь непонятыми, во-вторых, наличествует желание скрыть секреты своего ремесла и торговли, в-третьих, они испытывают необходимость в изоляции от враждебно настроенных сил (криминальные жаргоны). Еще одной немаловажной причиной можно назвать стремление к речевой выразительности. Относительно непонимания между поколениями интересно мнение Г. Эманна, приводящего следующий пример: «Часто случается такое, что взрослые (родители, учителя или социальные педагоги) стараются примазаться к языку подростков, ошибочно полагая, что тем самым откроют для себя вход в «мир» молодых, или же надеясь добиться от последних тем самым большего уважения. Эта попытка почти всегда терпит крах, так как взрослые более не звучат аутентично и где только возможно ведут себя, как слоны в посудной лавке. Плюс ко всему, языковое подлизывание со стороны взрослых воспринимается подростками как внедрение в интимную сферу, в которой хотелось бы оставаться по возрастному признаку среди своих» [7].
Однако, по мнению профессора психологии Туринского университета Т. Дж. Галлино, подростковый сленг меняется приблизительно каждые 5 лет.
У всех подростковых групп бывает свой независимый жаргон, со словами, отличающимися от тех, что есть в лексиконе взрослых, как и от тех, которые используют их сверстники, но эти слова подростки используют лишь непродолжительное время, т.е. до перехода в следующую возрастную группу. Так, жаргон студента в значительной мере будет отличаться от жаргона школьника, но близость коммуникативных сред будет отражена в общем для обеих групп социолекте – в молодежном сленге.
Другой причиной вынужденной языковой дифференциации между поколениями, по мнению психологов и лингвистов, становится возрастающий темп жизни, за которым представители старшего поколения не всегда успевают. Появление мобильных телефонов с сервисом SMS, электронной почты, ICQ и интернет-чатов способствует тому, что в языке подростков все чаще встречаются простые конструкции, с помощью которых можно максимально быстро передать свою мысль. Т. е. фактически в устной речи все больше и больше используется так называемый «телеграфный стиль», который зачастую раздражает людей старшего поколения, привыкших к более глубокому, а потому более медленному осмыслению информации.
Не в последнюю очередь с проблемой ускоренного темпа развития информационных технологий (большинство компьютерных программ издаются на английском языке) связана проблема англизации немецкой разговорной речи. Это привело даже к появлению шутливых терминов “Denglish” (компонатив “deutsch” + “english”) и “Germeng” (“german” + “english”) [2]. Употребление заимствованной лексики более «продвинутой» молодежью также выстраивает стену между поколениями.
Второй важной причиной употребления сниженной лексики является стремление коммуникантов к выразительности, зачастую невозможной при использовании литературной лексики. Вообще молодежная среда демонстрирует значительную свободу в общении, фривольность, демократизм в кругу своих. Если для людей старшего поколения человек, который ведет себя неформально, считается несерьезным, то молодежь почти всегда ведет себя неформально, чтобы подчеркнуть степень доверия к собеседнику, свое расположение к нему. «Неприличная» лексика есть в каждом языке, и немецкий язык здесь не исключение. В ее функционировании есть национальная специфика.
Существует тематика, которую принято не затрагивать. Являясь областью табуированной, эта лексика представляет собой загадку для многих, особенно для иностранцев, которые в контактах с малознакомыми людьми из другой страны или с теми, с кем существуют лишь официальные отношения, а также при чтении литературы и получении сведений из средств массовой информации не могут встретиться с нецензурной лексикой и составить себе о ней представление.
В настоящее время происходит легализация данной лексики, которая, в конце концов, идет параллельно с общей демократизацией языка. Что было сильно сниженным, становится фамильярным, фамильярное превращается в разговорное, а разговорное переходит в нейтральный, немаркированный пласт словаря.
Несалонная лексика неоднородна. То, что вызывает отрицательную оценку, может быть представлено словами вполне литературными и нелитературными (разгов., фам., бран., вульг., неценз.). По этическому измерению нецензурная лексика занимает последнюю, самую низшую ступень.
В чем же все-таки притягательная сила данной лексики для молодого поколения? Причин здесь несколько. Не в последнюю очередь занимает ее утилитарность, удобство, доступность, простота и даже гибкость. Степень этико-эстетической сниженности способствует интенсификации признака, заложенного в значении слова. С нагнетанием грубости, неприличности повышается степень выраженного словом свойства. Данная лексика может служить эмоциональной разрядкой.
Нецензурная лексика, по мнению В.Д. Девкина, во многом абсурдна, натуралистична, сюрреалистична и по своим стихийным «стратегиям» сродни экзистенциализму.
Мир абсурда – это своеобразный вызов надоевшему стереотипу нормы, логики и порядка.
Натуралистичность этой лексики в ее обнаженности, бесстыжести, преувеличенном интересе к физиологии и всему низменному.
Аморальность ее откровенна, искренна, хотя и вызывающа, провоцирующа. Чувства меры она не знает и заходит порой слишком далеко.
«Сюрреалистичность» запретной лексики в ее вещной конкретности, зачастую смещенной, искаженной и нелепой. Ошеломляюще необычно и странно стыкующиеся детали изобразительных средств этой лексики свидетельствуют о безудержной фантазии ругателей, в основе своей страшно упрощенной, но, тем не менее, имеющейся [3].
С точки зрения психологии, существует три причины, которые предшествуют ругательствам и вызывают эту реакцию человека. Цепочку этих причин немецкий лингвист Райнхольд Аман представил в виде следующей схемы (схема 1):
Причины употребления сниженной лексики (по Р. Аману):
Фрустрация (чувство разочарования)
↓
Аффект (состояние напряжения)
↓
Агрессия (ругательства)
Таким образом, считает Райнхольд Аман, ругательство является вербальноагрессивным действием, которое случается в состояние возбуждения и вызвано чаще всего каким-либо озлоблением [9].
Психологи считают, что во многих случаях «выругаться» – полезно для здоровья. И если человек не дает волю своим накопившимся эмоциям, своей злости, ненависти, гневу или подавляет в себе досаду, то это может привести его к психическим заболеваниям, которые, в свою очередь, могут спровоцировать заболевания таких жизненно важных органов, как сердце, желудок, желчный пузырь и т.д. Результатом данных заболеваний могут быть как легкие формы неврозов, так и тяжкие формы маниакально-депрессивного помешательства. И поэтому можно сказать без всякой иронии, что ругань (брань) полезна для нашего здоровья.
Однако ругательства, с другой стороны, могут являться и вредными для нашего здоровья, прежде всего тогда, когда мы неправильно понимаем точку зрения оппонента, и, вступив в брань, можем вызвать неадекватную ответную реакцию. Последствия такой реакции непредсказуемы. Исходя из этого, можно сделать вывод, что правильно выбранное ругательство может быть по значимости больше чем физическое воздействие. В пословицах русского языка недаром сказано: «Слово больней дубины бьет».
В то же время некоторые ругательства, не подкрепленные ярким эмоциональным выражением ругателя, могут быть восприняты в шутку, не со зла. Т. Дж. Галлино, исследовавший процессы, проходящие в молодежном сленге, уверен, что употребление подростками инвективной лексики происходит чаще всего «из любви к искусству», т.е. только потому что им нравится ругаться, выражая таким образом грубую и не всегда уместную, но иронию.
Для создания иронического эффекта в молодежной коммуникативной среде также зачастую используются диалектные вкрапления. Так, как для немецкого языка, в силу его своеобразного исторического развития, особое значение имеют территориальная дифференциация, активность диалектов на немецкой почве гораздо ощутимее, чем во многих других странах. Это приводит к тому, что местные особенности немецкой разговорной речи выражены сильнее, чем, например, в русском или французском языках.
Но в общей своей массе, как считает Теодор Константин, территориальные диалекты – категория пережиточная. Их носителем является преимущественно крестьянство. Диалекты уже не вызываются к жизни существующими общественноэкономическими условиями, а, напротив, продолжают существовать, несмотря на новые условия. Диалекты постепенно разлагаются, деформируются, нивелируются и приближаются к литературнонормированному общенациональному языку.
Слабеющую роль диалекта у немцев демонстрирует эстафета поколений. Речь дедов сильно диалектно окрашена. Родители сохраняют диалектный интонационный рисунок и часть фонетического строя. Среднее поколение допускает отдельные региональные вкрапления, а дети, в основном, владеют общенемецкой литературной нормой, сохраняя иногда и диалект, на который они свободно переключаются и который в их применении уже сильно видоизменен и приближается к литературному языку. Чаще всего тот или иной диалект используется молодежью с целью «пошутить» над старшим поколением, показать тем самым характерные особенности речи взрослых. Еще одной причиной обращения к диалекту является оригинальность диалектной брани, также несущей в себе комические оттенки.
В отношении бранной лексики немецкого языка можно отметить два наиболее ярких диалекта: берлинский и кельнский. Берлинцы с давних пор знамениты своей нецензурной лексикой. Ни один другой город ежегодно не пополняет свой лексикон таким количеством бранных слов, и ни в одном другом городе не употребляют так часто эти слова в обиходной речи «и стар и мал». Эти ругательные «канонады», которые в самом деле могут вызвать ощущение враждебности, являются часто безобидными выражениями. Характерными для берлинского диалекта ругательствами являются те, которые наполнены иронией и издевкой, но означают больше умение владения языком, нежели желание оскорбить или задеть оппонента. Нельзя назвать берлинцев миролюбивыми или любезными, и куда уж это не те люди, которые полезут за словом в карман. Берлинский диалект, как известно, занимает ведущее положение в немецкоговорящем пространстве в различных областях речи, в том числе, и в запретной лексике. Используя в своей речи ругательства, берлинская молодежь отражает не только горечь и озлобление, но и не упускают возможности отражения самоиронии и сатиры.
Для менталитета кельнцев характерно частое употребление различных ругательств, но это, в большинстве случаев, можно отнести лишь к эмоциональности их характера. Это маленькая «галерея», которая подчеркивает недостатки, слабости, формальности, даже если они произнесены, как правило, на высоких тонах. Даже в случае того, что в дословном понимании эти ругательства означают что-то неприличное. Кельнский диалект не является языком людей, действующих «тихой сапой». Они употребляют данную лексику легко и непринужденно, а главное всегда с душой.
Молодежь с ее бравадой всем «запретным», а потому – «взрослым» не может обойти своим вниманием столь оригинальные формы самовыражения и, подражая взрослым, с «особым цинизмом» использует подобную лексику.
Таким образом, на данном этапе нашей работы можно сделать следующие выводы.
Одним из основных мотивов использования стилистически сниженных лексических единиц является языковая игра, бравада.
Словарь современного немецкого языка, в особенности его активно используемая в повседневном речевом общении часть, определяется всей социальной картиной общества носителей языка. Лексика, поступающая в широкий национальный обиход в связи с новыми научнотехническими достижениями и появлением новых обществ материальной культуры, а также стилистические перемещения ранее нелитературных и специальных пластов лексики в сферу широкого использования основной массой носителей языка, является источником обогащения языка. Изменения значений, появление и исчезновение новых слов очень важные изменения в языке. От того, все ли слова в языке нам понятны, прямо зависит то, хорошо ли мы поймем сказанное.
ЛИТЕРАТУРА
- Гез Н.И. Устная речь// Очерки по методике обучения немецкому языку. (Для педагогических вузов). Под ред. И.В. Рахманова. Учебное пособие. М., "Высш. школа", 1974.
- Гекало С.А. "Denglish" или "Germeng"? (к проблеме языкового отражения взаимодействия разных культур) // Сопоставительная лингвофольклористика. Вып.2: Сборник научных статей. Славянск-на-Кубани: Издат. центр CГПИ, 2009.
- Девкин В.Д. Специфика словаря разговорной лексики// Немецко-русский словарь разговорной лексики. М., Русский язык, 1994.
- Онлайновый словарь компьютерного сленга; источник: www.slovari.net, 2011.
- Попов Р.Н., Валькова Д.П., Маловицкий Л.Я., Федоров А.К. Современный русский язык. Учебное пособие для студентов для студентов пед. ин-тов по спец. № 2121 «Педагогика и методика начального обучения». М., Просвещение, 1978.
- Galperin I.R. Stylistics, M., 1992.
- Hermann Ehmann. Ein paar Facts voraus// Voll konkret. Das neuste Lexikon der Jugendsprache. – Orig. Ausg. München: Beck, 2001.
- Ruoff A. Häufigkeitswörterbuch gesprochener Sprache, Niemeyer, Türingen, 2010.
- Reinhold Aman. Psychologisch – sprachliche Einfurung in das Schimpfen // Bayrisch-östereichiches Schimpfwörterbuch, München, 2008.