В рамках семантической категории модальности традиционно различают модальность объективную и субъективную. По замечанию Г.А. Золотовой, «в ряде работ наблюдается также тенденция распространить понятие модальности на те языковые явления, которые связаны с выражением авторской экспрессии, эмоциональностилистических оттенков речи и т.п. В живом языке, действительно, тесно взаимодействуют, переплетаются оттенки модальные с экспрессивными и даже эмоциональными» [Золотова 1973, 141]. В этой связи можно трактовать субъективную модальность и как «эмоциональное отношение, реакции говорящего субъекта, вызываемые общим обстоятельством, общей целью мыслей, фактом высказывания с точки зрения оценки и эмоционального освещения содержания высказывания» [Петров 1982, 3]. Выражение субъективной модальности, эксплицирующей отношение говорящего к сообщаемому, обычно связывается с модальными словами, которые в предложении называются вводными и рассматриваются в специально им посвященном разделе синтаксиса простого предложения [РГ 1982, 228]. К ним можно добавить и вставные конструкции субъективномодальной семантики. Нам представляется возможным объединить их широко трактуемым понятием «вставка», «парентеза», считая его в данном случае родовым4. В.В. Виноградов в свое время писал: «Очевидно, что модальные краски и оттенки, создаваемые вставкой или введением (курсив мой – Л.К.) этих синтагм, образуют как бы
4 В подобных ситуациях можно наблюдать использование других терминов, например:
«вставные структуры» (Е.А. Палатова и В.Ю. Фалькова. Функции некоторых синтаксических структур в семантической организации текста // Семантика целого текста. – М., 1987. – С.128); «синтаксические диэремы» (О.В. Александрова. Синтаксические диэремы в синтаксисе речи на материале английского языка.– Автореф. дис…докт. филол. наук. – М., 1981. – С. 23); «парентезные конструкции» (Мецлер А.А. Прагматика коммуникативных единиц. – Кишинев.,1990. – С. 30); и т.п.
второй слой модальных значений в смысловой структуре высказывания, т.к.они накладываются на грамматический грунт предложения, уже имеющего модальное значение» [Виноградов 1950, 55]. Это самое «наложение на грамматический грунт предложения», кроме вопроса о дополнительной модальности, с неизбежностью ставит также и вопрос о грамматическом статусе подобных конструкций и их отношении к структуре предложения, в состав которого они включены, который неоднократно становился предметом полемики и до сих пор не получил однозначной интерпретации в синтаксической науке.
Наряду с разделяемой нами точкой зрения на вводные и вставные конструкции как на осложняющие простое предложение5, существует противоположная точка зрения, высказываемая, в частности, в работах А.Ф. Прияткиной, согласно которой «считать вводные слова одним из видов осложнения нет достаточных оснований. Они функционируют как в осложненном, так и в неосложненном простом предложении (Видимо завтра будет дождь), создавая его особый синтаксический план. Конечно, вводно-модальные слова вносят в предложение дополнительные смыслы, но они иного порядка, чем те значения, которые создаются осложняющими членами предложения. Такие слова нельзя включить в ряд осложняющих членов хотя бы потому, что они не являются членами предложения. Они выполняют организующую функцию, определяя позицию говорящего субъекта. В осложненном предложении они одновременно играют важную строевую роль, участвуя в выражении отношений между частями, и тем самым объединяются с его служебными элементами» [Прияткина 1990, 8].
Формально-грамматический подход, с позиций которого А.Ф. Прияткина подходит к анализу синтаксический явлений, вряд ли может считаться адекватным в данном случае, т.к. сужает представления о взаимоотношении элементов предложения
5 См., например, Розенталь Д.Э. Современный русский язык. М., – 1991. – С. 359; Скобликова Е.С. Современный русский язык. Синтаксис простого предложения. – М., 1979.– С. 236 и др.
до типов грамматической связи между членами предложения, под которые ни вводные слова, ни вставные конструкции не подходят (на эту мысль наводят уже самые термины). Непригоден данный подход и для выяснения природы того, что автор называет «особый синтаксический план» предложения, который создается вводными словами, равно как и для того, чтобы обнаружить в предложении какое-то другое осложнение, кроме осложнения его грамматической структуры.
Мы считаем парентезу явлением, осложняющим предложение, и при этом не имеющим синтаксической связи с другими его компонентами. В этом плане нам, скорее, близка точка зрения Г.Н. Акимовой, которая в основу выделения разных групп осложняющих компонентов кладет как раз признак вхождения/ невхождения их в структуру предложения, по которому условно делит их на две группы: 1) синтаксические конструкции, имеющие синтагматическую связь с компонентами предложения и эксплицитно её выражающие. Это однородные группы, обособленные группы (объективные аппозитивные, причастные и деепричастные обороты, несогласованные определения), сравнительные и уточняющие обороты; 2) синтаксические конструкции, не включаемые в структуру предложения и синтаксически не связанные с её компонентами. Это вводные и вставные конструкции, обращения, различные сегментированные построения [Акимова 1990, 46].
Разделяя в целом точку зрения автора на типы связи осложнения со структурой предложения, мы намерены ограничить наш предмет вводными и вставными конструкциями. Другое дело, что природа осложняющих компонентов первой и второй групп различна. На наш взгляд, в предложении, наряду с грамматическим осложнением, целесообразно выделять семантическое и коммуникативное, не усложняющее синтаксической структуры простого предложения, имеющее другую (не формальнограмматическую) природу. Другими словами, в языке существует, кроме простого и сложного предложений, особая синтаксическая единица – предложение ослож-
ненное6, причем осложняться может как структура предложения (первая группа осложняющих компонентов), так и его коммуникативный план (вторая группа).
Именно к коммуникативному типу осложнения относится парентеза, и не только она. Такого рода осложненными можно считать также предложения, содержащие конструкции, не участвующие в создании формальной структуры предложения, дублирующие в этом плане структурно и семантически обязательные компоненты; в связи с этим подобные конструкции расцениваются нами как избыточные для формы и семантики предложения. Это конструкции метаязыковой природы, они представляют собой блок двух компонентов, во втором из которых дается своего рода «метатекст» к первому.
Итак, мы выделяем два типа коммуникативного осложнения: 1) на основе семантического дублирования во втором компоненте информации первого компонента и 2) на основе субъективной модальности. Первый тип осложнения связан с функционированием в тексте метаязыковых по природе предложений пояснения: Постоялый двор, или, по-тамошнему, умет, находился в стороне, в степи…(А. Пушкин. Капитанская дочка); Это была Аккозы, сноха самого хана Абулхаира, вдовствующая супруга султана ШахБудаха, по кому справлялись сейчас поминки. (И. Есенберлин. Кочевники); Потом все это за бесценок шло в «ямы», к «барыгам»
6 В этом смысле нам близка точка зрения, изложенная в докторской диссертации Н.А. Дьячковой: «Иерархия синтаксических единиц видится такой: «простое предложение», «сложное предложение», «осложненное предложение». При этом осложненное предложение в известном смысле «сложнее», чем собственно сложное: не имея специализированных показателей, оно выражает тот же объем информации, что и собственно сложное предложение с его системой союзов, лексических конкретизаторов, координацией модальновременных планов, порядка следования частей и других специальных средств» – Дьячкова Н.А. Полипропозитивные структуры в сфере простого предложения (конструкции с включенным предикатом в присубъектной позиции) – Автореф. дис… докт. филол. наук. – Екатеринбург, 2003. – С. 39
– скупщикам краденого. (М. Конуров. каждый взойдет на Голгофу) – подчеркнут блок пояснения, то есть конструкция, состоящая из двух скоординированных по форме компонентов, являющихся двумя наименованиями одной и той же реалии между которыми устанавливаются отношения вневременного, объективного, диалектичного, безоценочного тождества. Второй компонент для структуры и семантики предложения факультативен, в нем информация о предмете не прирастает, а дублируется; он дублирует также и синтаксическую функцию первого компонента. В силу этого обнаруживается характерная отличительная черта пояснения: синтаксическая и коммуникативная корректность подобных предложений не нарушается при замене одного компонента другим, перемене их позиций или элиминировании одного из компонентов.
Подобные конструкции эксплицируют автора текста, вернее, его «заботу» о том, чтобы быть правильно и точно понятым читателем. Пояснительный блок может быть оформлен как вставная конструкция, то есть заключен в скобки. В этом случае мы говорим о «скобочном варианте пояснения».
Промежуточное положение между первым и вторым типом коммуникативного осложнения занимают абсолютно идентичные пояснению по форме и по объему информации в компонентах конструкции оценки [Котова 2007, 266-272]. Разница состоит в том, что, в отличие от пояснительного «объективного» тождества, отношения представляют собой субъективное, авторское отождествление первого и второго компонента, то есть в отношениях «дублирования информации» (1) присутствует субъективно-модальный оттенок (2), например: В мире – этом море грехов – все дни мои протекли напрасно: жизнь моя проходила без пользы для меня…(преп. Ефрем Сирин. Псалтирь); Кому, как не Тебе принадлежали слова, которые через мою мать, верную служанку Твою, твердил Ты мне в уши? (блж. Августин (Аврелий). Исповедь); Это был сам Валантэн, глава парижского сыска, величайший детектив мира. (Г.К. Честертон. Сапфировый крест); Где угодно, только подальше от этой puta – от моря. (Э. Хемингуэй. Острова в океане). К этому же типу осложнения следует отнести и парентетические конструкции с субъективно-модальным значением, например: Климат тифлисский, сказывают, нездоров. (А. Пушкин. Путешествие в Арзрум); Гривы у них были мокрые – наверное, они выкупались в реке, шумевшей неподалеку. (К.С. Льюис. Расторжение брака); Знаю человека во Христе, который назад тому 14 лет (в теле ли – незнаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. (2 Кор., 12,2); Переписываясь и разговаривая таким образом, они (что весьма естественно) дошли до следующего рассуждения. (А. Пушкин. Метель); Свидания проходят одинаково и в один и тот же момент повествования (близкий к кульминации), и, кажется, в одном и том же месте (вероятно, в «беседке Рудина» из спасского парка). (В. Гусев. Блики белого света); Во всех развитых религиях мы обнаруживаем три элемента (в христианстве, как вы увидите, есть еще и четвертый). (К. С. Льюис. Страдание) – последние примеры кроме того иллюстрирует и своеобразное взаимодействие вводных и вставных элементов в рамках осложняющих конструкций (своего рода «осложнение осложнения»).
Связь данных конструкций с остальным составом предложения специфическая. Она имеет, как мы уже сказали, коммуникативную природу. Изъятие из контекста вводных слов и других конструкций этого типа не приводит к ущербу или изменению его формы и/или семантики. Сравним: Какого-нибудь рецидивиста я легко мог представить себе героем войны, диссидентом, защитником угнетенных. И наоборот, герои войны с удивительной легкостью растворялись в лагерной массе. (С. Довлатов). При элиминировании компонента «и наоборот» размытой становится четкость, уникальность противопоставления «рецидивист – герой войны», представляющая собой, видимо, дополнительную коммуникативную задачу автора (само содержание противопоставления ясно из контекста); а это значит, что от читателя потребуются дополнительные усилия, чтобы ее понять. Таким образом, функционирование подобных конструкций в тексте имеет выход в проблему гармонизации диалога «автор-адресат».
Под гармонизацией мы понимаем тип или уровень коммуникативного эффекта (более высокий по сравнению с пониманием общего смысла и адекватной интерпретацией), предполагаемый в художественном тексте, ибо это специфический текст, который можно определить как «эстетическое средство опосредованной коммуникации, целью которой есть изобразительно-выразительное раскрытие темы (тем), представленное в единстве формы и содержания» [Чернухина 1981, 8], и как любой эстетический объект, он рассчитан на сотворчество читателя в процессе его восприятия.
Автор художественного текста (как автор любого эстетического объекта) стремится к тому, чтобы сделать читателя (зрителя, слушателя) своим единомышленником, вызвать в нем определенные эмоции (нравственные и эстетические – чувство прекрасного и наслаждения от его переживания), создать настроение, доставить радость взаимопонимания, то есть сделать общение гармоничным; цель автора (художника), творящего для своего адресата – не только представить вниманию читателя некоторую информацию, но попытаться вывести понимание текста на уровень, связанный «с выявлением замысла его отправителя, его оценочной позиции, нравственных и эстетических канонов, двигавших им» [Мецлер, 57].
Само введение понятия «гармоничного общения» говорит о переоценке сущности и результатов процесса речевого общения как такового, (необходимость которой в контексте современной культуры нового типа, имеющей гармонизирующий характер, не вызывает сомнения). Нельзя не согласиться с А.К. Михальской, которая пишет: «Не только верная интерпретация сообщения адресатом, но и подлинное взаимопонимание между участниками коммуникации могут быть признаны результатом эффективного общения, психологическим проявлением которого является радость. Успешное общение вызывает и эстетические переживания, сходные с теми, что рождает восприятие произведений искусства» [Михальская 1990, 51].
Итак, гармонизация – это не только обеспечение успешного обмена информацией, но и обретение взаимопонимания автора и адресата, приносящего радость участникам коммуникации, рождающего эстетические эмоции, ощущение гармонии мира.
С этой целью автор художественного текста использует целый арсенал средств, предоставляемых, в частности, языковой системой. К ним мы отнесем и рассмотренные выше осложняющие конструкции, как максимально краткое, экономное, стилистически эффектное средство, имеющее значительную илокутивную силу и прагматический потенциал, ведущее к компрессии изложения, и, в то же время, как бы разрежающее ткань текста вкраплениями авторских замечаний, что делает его более открытым для, личного контакта с читателем, истинного диалога с ним.
Действительно, например, использование парентезы позволяет автору выразить самые разнообразные чувства: Герцог Орлеанский, соединяя многие блестящие качества с пороками всякого рода, к несчастью, не имел и тени лицемерия.(А. Пушкин); Наконец – к счастью – приехал Драйер. (В. Набоков); подчеркнуть экспрессию:
…а какое у ней приданое? частый гребень, да веник, да алтын денег (прости Бог!), с чем в баню сходить. (А. Пушкин); показать связь явлений, ту или иную последовательность изложения фактов: Марья Гавриловна была воспитана на французских романах и, следовательно, была влюблена. (А. Пушкин); выразить уверенность или сомнение в излагаемом содержании: Подлинно, подлинно, подлинно, святой! (Б. Шоу);
в церкви, одеты по-современному, стал для него (разумеется, бессознательно) настоящим камнем преткновения. (К.С. Льюис); дать, своего рода, ремарку к описываемому событию: Отец наш вам жалует лошадь и шубу с своего плеча (к седлу привязан был овчинный тулуп). (А. Пушкин); высказать замечание по тому или иному поводу, надеясь на взаимопонимание с читателем, обладающим теми же фоновыми знаниями, что и автор, обусловленными принадлежностью к одной и той же лингвокультурной традиции или к одному и тому же историческому периоду: Когда подзабудут мусора об этом деле за наслоением других проблем – слава Богу, в этой стране проблем всегда хватало – вот тогда Миша либо выкупит Яночку, либо, если не получится выкупить, организует ей побег. (М. Конуров); и т.д.7
Иными словами, писатель стремится всеми доступными средствами дать возможность читателю увидеть действительность глазами художника и сравнить это видение со своим, проникнуться чувствами и настроением писателя, испытать радость узнавания, радость общения с личностью, близкой ему по взглядам на жизнь, понимающей его, радость преодоления замкнутости, отчужденности, одиночества; именно этот психологический эффект свидетельствует о гармоничном общении, или о том, что гармонизация достигла своей цели. «Рассчитанные на то, чтобы приобщить читателя к повествованию, к тому, о чем говорит и размышляет писатель, настроить его на сопереживание описываемых событий, парентезные конструкции как бы создают «потенциальную диалогичность», которая выражается совокупностью всех языковых средств, реализующих соответствующую коммуникативно-прагматическую установку» [Мецлер там же, 76].
Таким образом, в качестве выводов можно предложить несколько положений.
В предложении, наряду с грамматическим, целесообразно выделять семантическое и коммуникативное осложнение – включаемые в состав предложения конструкции, не участвующие в создании его формальной структуры – это конструкции уточнения и парентезы.
Что касается уточнения, то здесь нам видятся две конструкции – пояснение и оценка, о которых заметим следующее: 1) в пояснительных – метаязыковых по природе – дублируются структурно и семантически обязательные компоненты. Их появление объясняется заботой автора о своем читателе, чтобы ничего не оставить не объясненным; 2) в оценочных (по форме полностью идентичных пояснительным), в объективное по определению, пояснительное дублирование вносится субъективномодальный, оценочный компонент. Он позволяет проявить (эксплицировать) авторское отношение к предмету речи. То есть и та, и другая конструкции, помимо всего прочего, говорят нам что-то и об авторе. В силу этого, мы рассматриваем их как два разных проявления функционирования в тексте одной из коммуникативных универсалий экспликации автора в нарративе, а именно – уточнения.
Обе разновидности уточнения участвуют в повышении эффективности речевого общения, и, в этом смысле, относятся к средствам, гармонизирующим общение между автором и адресатом, но есть некоторые различия. Так пояснение способствует достижению коммуникативного эффекта, который можно отнести к первым уровням, это – понимание общего смысла и более или менее адекватная интерпретация текста. Оценка представляет собой в собственном смысле средство гармонизации общения автора и читателя, то есть средство достижения диалогической гармонии, которую для художественного текста можно считать оптимальным коммуникативным эффектом.
Что касается парентезы (включающей в себя вводные слова и вставные конструкции; и те, и другие могут иметь как субъективно-модальную, так и метаязыковую природу), традиционно относимой к категории явлений, осложняющих предложение, то её целесообразно рассматривать не только в аспекте предложения (грамматическом), но и в аспекте высказывания (коммуникативном). Именно в данном аспекте парентеза так же, как и уточнение, является важнейшим средством гармонизации «автор – адресат диалога».
Рассмотренные здесь два типа коммуникативного осложнения предложения репрезентируются, как видим, четырьмя типами конструкций, имеющих либо метаязыковую, либо субъективно-модальную природу, обнаруживающих сходство в коммуникативно-прагматическом аспекте (и даже взаимодействующих по математической модели «пересечения множеств»), и используемых автором в тексте в качестве средств повышения эффективности (гармонизации) общения со своим читателем.
ЛИТЕРАТУРА
- Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного русского языка.– М., 1990.
- Виноградов В.В. О категории модальности и модальных словах в русском языке. // Труды Института русского языка АН СССР, вып. II.– 1950.– С. 55.
- Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса. М., 1973.– 351 с.
- Котова Л.Н. Нарратив в зеркале диалога «автор-адресат» – М., 2007. – 334 с.
- Мецлер А.А. Прагматика коммуникативных единиц. – Кишинев, 1990 – 103 с.
- Михальская А.К. К современной концепции культуры речи. // Филологические науки, 1990.– № 5.– С. 50-60
- Петров Н.Е. О содержании и объеме языковой модальности. – Новосибирск, 1982. – 191 с.
- Прияткина А.Ф. Синтаксис осложненного предложения. – М., 1990. – 162 с.
- Русская грамматика. Т.2. М., 1982.
- Чернухина И.Я. Принципы организации художественного произведения. – Автореф. дис…докт. филол. наук. Воронеж, 1981.– 47 с.