Как утверждает феминистский теолог Э. Мольтманн-Вендель, «наша культура с незапамятных времен была патриархатной» [1]. Из этого следует идея понимания женщины как «природы», мужчины – как «культуры». Как отмечает Татьяна Клименкова: «Это все проявления одного и того же абстрактно-техницистского типа культуры, который под миссией женщины понимает "природное", а под миссией мужчины "культурное" и, таким образом, делает мужчину по сути единственным выразителем познавательной ориентации человечества» [2].
Рассмотрим, как на самом деле происходило развитие гендерную стратификации в истории человечества.
Если вернуться к началу антропогенеза, то можно сказать, что первые люди, хотя и выделялись из природы, тем не менее, во многом еще являлись ее частью. Общество, как уже отмечено, первоначально базируется на отношениях кровных родственников. Но это не просто беспорядочный набор общин, это общины, организованные в роды, то есть в родовые общины. Тем механизмом, который скрепляет общество в некую целостность и способствует ему в борьбе с природой и с другими общинами, а равно и вступает с ними в некоторые связи социального характера, явилось упорядочение и урегулирование половых отношений внутри общины. Другими словами, этим механизмом явилась экзогамия. Как отмечает Ю.И. Семенов, «обязанность вступать в половые отношения вне коллектива есть лишь одна сторона явления, которое принято именовать экзогамией. Второй его стороной является абсолютный запрет половых отношений между членами коллектива – агамия, причем агамия полная» [3]. Агамия, то есть полный запрет сексуальных сношений внутри общины, вызвала к жизни табу инцеста. Постепенно сложилась система родства, которую Л.Г. Морган назвал классификационным родством, а некоторые современные авторы называют групповым родством. Это система сугубо социальных отношений между людьми, определяемая как система родства.
Таким образом, человеческая история начинается с бродячего образа жизни. Этому образу жизни соответствует присваивающая экономика, или присваивающее хозяйство. Это – по определению Б.В. Андрианова, не что иное, как «хозяйство с преобладающей экономической ролью охоты, собирательства и отчасти рыболовства, что соответствует сáмой древней стадии хозяйственно-культурной истории человечества. Эта стадия, – отмечает он, – условно называется присваивающей, хотя трудовая деятельность охотников, собирателей и рыболовов не ограничивается простым присвоением, а включает ряд довольно сложных моментов, как в организации труда, так и в переработке продукции, требующих разнообразных технических навыков» [4].
Вполне очевидно, что последовательность видов трудовой деятельности была следующей: собирательство – охота – рыболовство. Собирательство наиболее соответствует бродячему образу жизни. Первобытные люди добывали себе пищу, собирая ягоды, орехи (там, где они росли), семена и зерна злаков (разумеется, дикорастущих), корни и корнеплоды, стебли, молодые побеги, грибы и т.д., а также мелких животных – ящериц, лягушек, улиток, моллюсков, червей и т.д., а, кроме того, яйца птиц и пресмыкающихся, мед диких пчел и т.д. Существенным является то, что в собирательстве отсутствовало какое-либо разделение труда по возрастному или половому признаку. Собирали все – и мужчины, и женщины, и дети. Разумеется, в тех случаях, когда собирательство было связано с необходимостью проявления особой ловкости (например, лазанье за медом на деревья), за дело принимались молодые мужчины. Не думается, что в этих условиях возраст людей был продолжительным, а смертность, особенно детская, была низкой. Образ жизни бродячих охотников и собирателей характеризовался большой, можно даже сказать излишней подвижностью, так или иначе изнурявшей людей. Они, надо думать, постоянно нуждались в отдыхе. В этом они мало чем отличались от высших животных. Тем не менее, прогресс культуры продолжался.
Охота первоначально также носила бродячий характер и была лишь дополнением к собирательству. Но в некоторых регионах планеты она превращается в преобладающий вид хозяйственной деятельности. А это уже требовало более сложных орудий, чем те, которыми люди пользовались при собирательстве. И они изобретались человеком.
Историки утверждают, что раннепервобытная община охватывает периоды верхнего палеолита (по геологической периодизации это конец плейстоцена) и мезолита (начало голоцена), т.е. период в 12 – 8 тысяч лет назад. В конце верхнего палеолита в климате, флоре и фауне нашей планеты происходят довольно крупные перемены. Завершается ледниковый период, что приводит к тому, что климат в Северной Евразии и в Северной Америке становится близким к современному. Вслед за отступающим ледником на север продвигается тундра. Одновременно происходит исчезновение крупных животных ледниковой эпохи (мамонта, шерстистого носорога и других). Как известно, оледенение не захватило Африку и тем более Австралию. Но и там произошли существенные изменения в климате и фауне. «Исчезновение крупных животных, – пишет Л.А. Файнберг, – оказало существенное влияние на хозяйство и образ жизни людей конца верхнего палеолита и начала мезолита. Уменьшение размеров животных потребовало совершенствования охотничьего оружия: появляются лук со стрелами, совершенствуется копьеметалка (упругие копьеметалки с грузом) и т.д. В связи с изменением состава фауны развиваются новые приемы охоты. Особенно развивается индивидуальная охота на средних и мелких животных и птиц. В некоторых областях получает распространение рыболовство, а на рубеже верхнего палеолита и мезолита – даже морской зверобойный промысел» [5].
Но экономика в этот период все же продолжает носить присваивающий характер.
Возникает вопрос: существовала ли на данном этапе человеческой истории специфически гендерная стратификация? Для ответа на данный вопрос необходимо предварительно ответить на другой вопрос, а именно: на чем могла бы основываться такая стратификация общества? Она могла бы основываться на каком-то особом положении мужчин по отношению к женщинам, притом положении, обусловленном объективными факторами. Но такие факторы могут быть сведены к одному – к фактору необходимости сохранения общественного целого, каким бы неразвитым оно ни было. В условиях же бродячего образа жизни, в условиях присваивающей экономики какого-то основания для выделения представителей одного пола – притом всех, а не отдельных индивидуумов, и просто по причине половой принадлежности – не было. Существовали половая и возрастная дифференциация. Но это еще не стратификация. Но и сама эта дифференциация для общества отмеченного уровня не являлась сколько-нибудь социально значимой.
Симона де Бовуар, тем не менее, полагает, что это не так. Она пишет: «И все же, скорее всего, тогда, как и сейчас, преимущество в физической силе было на стороне мужчины; в век дубины и диких зверей, в век, когда противостояние природе требовало предельного напряжения, а орудия труда были самыми примитивными, это превосходство должно было иметь колоссальное значение. Во всяком случае, какими бы сильными ни были в то время женщины, в борьбе против враждебного мира бремя деторождения им страшно мешало – рассказывают, что амазонки калечили себе груди, а значит, по крайней мере на тот период, что они посвящали себя ратному делу, отказывались от материнства. Что же касается нормальных женщин, беременность, роды, менструация снижали их трудоспособность и обрекали на долгие периоды бессилия. Чтобы защищаться от врагов, чтобы прокормить себя и свое потомство, они нуждались в покровительстве воинов, им необходимы были продуктыохоты и рыболовства, которыми занимались мужчины. А так как никакого контроля за рождаемостью, разумеется, не существовало, а природа не дала женщинам периодов бесплодия, как самкам других млекопитающих, беспрестанное материнство, очевидно, поглощало бóльшую часть сил и времени; они были неспособны обеспечить жизнь детям, которых производили на свет. Таков первый факт, ведущий к серьезным последствиям» [6].
Проанализируем данный фрагмент. Конечно, как в настоящем, так и в прошлом мужчины физически были сильнее женщин. Но, во-первых, это – в среднем, а вовторых, согласно современным данным, женщины – тоже, конечно, в среднем – выносливее мужчин. В эпоху ведéния присваивающего хозяйства, т.е. при собирательстве, примитивной охоте и примитивном рыболовстве чрезмерно большая физическая сила вовсе не требовалась. Следовательно, не требовалось и строгого распределения занятий по половому основанию. Положение де Бовуар о том, что в данный исторический период охотой и рыболовством занимались только мужчины, не имеет подтверждений в соответствующих исторических или археологических исследованиях.
Что касается мысли де Бовуар о том, что «беременность, роды, менструация снижали их трудоспособность и обрекали на долгие периоды бессилия», то на нее можно ответить следующее. Собирательство и примитивная рыбная ловля не требовали от беременной женщины на протяжении многих месяцев беременности чрезмерных физических усилий. Да и охота, если только она не заключалась в погоне за дичью (а люди в это время уже умели изобретать другие способы охоты: расстановка силков, западней и т.д.), также не требовала чрезмерных усилий. Кроме того, хотя деторождение в то время не контролировалось, его процесс не осмыслялся как нечто особенное. Этот процесс, как все, что с ним связано, как и вообще вся жизнедеятельность как мужчин, так и женщин воспринимался как нечто само собой разумеющееся. И если вспомнить, что, например, в досоветской России крепостные крестьянки работали в поле беременными и там же рожали, и это не воспринималось как нечто экстремальное, то аргументацию де Бовуар следует оставить без внимания.
Еще одним аргументом де Бовуар в пользу тезиса о том, что у мужчин с сáмого начала было статусное превосходство над женщинами, является аргумент охранительный. Женщины, находящиеся в состоянии беременности и кормления грудью, согласно ей, нуждались в защите от врагов («нуждались в покровительстве воинов», как выражается она) и в пропитании, на которое они были неспособными. На это можно ответить так. На стадии бродячего образа жизни единственными врагами человека – и мужчин, и женщин, и стариков, и детей – были лишь хищные звери. Других врагов не существовало. Они появились на стадии оседлости.
Постепенно происходило совершенствование орудий труда, особенно, конечно, в сфере охоты и рыболовства, что влекло за собой все меньшую зависимость от непосредственных условий природной среды. За ненадобностью некоторые виды деятельности и соответствующие им орудия отходили на периферию жизнедеятельности, а то и полностью исчезали.
ЛИТЕРАТУРА
- Понуждаев Э. Основы гендерологии. Философия, стратегия и тактика управления первсоналом. – М., 2003. С. 10.
- Клименкова Т.А. Экспозиция проблемы. Лики подавления: дискриминация прямая и косвенная // Клименкова Т.А. Женщина как феномен культуры. Взгляд из России. М., Преображение, 1996. С. 11.
- Семенов Ю.И. Завершение становления человеческого общества и возникновение первобытной родовой общины // В кн.: История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. М.: Наука, 1986. – С. 76.
- Андрианов Б.В. Присваивающее хозяйство // В кн.: Материальная культура.– М.: Наука, 1989. – Вып. 3. – С. 148.
- Файнберг Л.А. Раннепервобытная община охотников, собирателей, рыболовов // В кн.: История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. М.: Наука, 1986. – С. 133.
- Бовуар С. де. Второй пол. // В 2 т. – СПб.: Прогресс; М.: Алетейя, 1997. – Т.
- Факты и мифы. – Т. 2. Жизнь женщины. – С. 93.
- Файнберг Л.А. Раннепервобытная община охотников, собирателей, рыболовов // В кн.: История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. М.: Наука, 1986. – С. 136.