Сопоставительный анализ текстов является одним из наиболее занимательных методов исследования в лингвистике, не говоря уже о его несомненной важности. В рамках этого метода форма и содержание текста перевода анализируются через их сопоставление с оригиналом. Анализ текстов художественного перевода представляет особый интерес, так как он требует не только отличного знания обоих языков, дара слова, чувства языка, но и наличия художественного чутья, таланта писателя или поэта.
Стоит отметить, что главная задача художественного перевода не в воспроизведении языковых единиц оригинала, а в том, чтобы воссоздать образы подлинника. Полноценный художественный перевод ставит своей целью воссоздать произведение заново, в рамках другой языковой культуры, сохраняя реалии оригинала, но делая их понятными представителю другой нации, соблюдая при этом темп и ритм произведения, не привнося ничего от себя.
Сопоставляя текст оригинала и текст перевода, можно раскрыть внутренний механизм перевода, определить, какие трансформации были произведены для достижения не только лексической, грамматической и стилистической эквивалентности перевода, но и эстетического воздействия. Сохранение эстетики особенно важно при переводе художественных текстов. Лишь при соблюдении этих условий возможно сделать адекватный перевод. По определению А.В. Фёдорова, адекватность – это «исчерпывающая передача смыслового содержания подлинника и полное функционально-стилистическое соответствие ему» [1, с. 173].
Проанализировав общую картину мира в романе О. Хаксли «О дивный новый мир», можно заметить, что автор уделяет большое внимание роли гендерных стереотипов в формировании образов своих персонажей. О. Хаксли довольно чётко определяет гендерные черты женского пола в своём романе: ограниченность, покорность, физическая привлекательность, беспечность, детская наивность. Это проявляется и в их поведении, и в их речи, и в их ходе мыслей. В то время как женщины занимают вторичное положение, не пользуются уважением и становятся значимы лишь в постели, мужчины в обществе романа стоят на ступень выше, однако и их гендерные признаки претерпели изменения – некоторую гиперболизацию. Мужскому гендеру приписываются следующие стереотипы: властность, хорошее физическое и интеллектуальное развитие, зависимость от иерархии, пренебрежение к нижестоящим и преклонение перед авторитетом.
Основываясь на вышеописанных гендерных признаках, прослеживающийся из главы в главу, мы можем приступить к сопоставительному анализу переводов, один из которых выполнен Ренатой Равич, а другой командой О. Сороки и В. Бабкова.
Гендерные признаки могут проявляться на разных уровнях языка, в романе О. Хаксли эти проявления заметны, в основном, на морфологическом уровне и лексическом. Лексический уровень представляет для нас наибольший интерес, но способы перевода на морфологическом уровне стоят упоминания.
Основным показателем гендера на морфологическом уровне является категория рода [2, с. 36]. Английский язык, как известно, является аналитическим, в нём отсутствует родовое противопоставление, и род имён существительных определяется разве что по их значению. В случае необходимости категорию рода определяют через местоимения he, she, it. Однако категория рода характерна для грамматического строя индоевропейских языков; род имён существительных в русском языке определяется по их окончаниям. Таким образом, эксплицитное проявление гендера на морфологическом уровне мы можем проследить только в тексте перевода.
За гендерно-маркированную единицу в оригинале мы принимаем одушевлённое существительное в сочетании с другими частями речи, чаще всего глаголами. Эти существительные переведены на русский язык с соответствующими родовыми окончаниями.
Говоря о морфологическом уровне, основной функцией гендерно маркированных единиц мы считаем внесение ясности в повествование. При чтении оригинала, мы в первую очередь учитываем контекст для определения гендера того или иного персонажа, но в тексте перевода мы ориентируемся и на грамматическую категорию рода.
Далее приведены примеры, расположенные в следующей последовательности: текст оригинала, перевод Равич, перевод Сороки.
В обоих переводах наиболее часто на морфологическом уровне используются лексические трансформации.
Например, конкретизация:
A young Beta-Minus mechanic was busy with screw-driver and spanner on the blood-surrogate pump of a passing bottle[3, с. 13].
У 320-го метра 11-го стеллажа молодой механик Бета-Минус орудовал отвёрткой и гаечным ключом около насоса, подающего в бутыли искусственную кровь [4, c. 10].
Молодой техник, бета-минусовик, настраивал там отверткой и гаечным ключом кровенасос очередной бутыли [5, c. 12].
Другой пример:
He opened the door of his lock-up and called to a loungingcouple of Delta-Minus attendants to come and push his machine out on to the roof
Бернард открыл дверь ангара и позвал двух прохлаждающихся без дела рабочих Дельта-Минус, чтобы выкатить вертолёт на крышу.
Он открыл двери своего ангарного отсека и подозвал двух лениво сидящих дельта-минусовиков из обслуживающего персонала, чтобы выкатили вертоплан на крышу.
Здесь конкретизация служит для уточнения слова с более широким значением. Особенность трансформаций на морфологическом уровне в том, что они в минимальной степени отражаются на содержании не влекут за собой существенных содержательных потерь или модификаций.
Ещё один пример конкретизации:
Next to the Liners stood the Matricula-
tors.
Дальше у конвейера работали укладчики.
Тут же за устильщицами стоят зарядчицы.
Как мы видим, в оригинале трудно установить, являются ли «the Liners» и «the Matriculators» живыми людьми или же машинами, так как подавляющая часть операций, происходящих в Инкубатории с будущими эмбрионами, описана в страдательном залоге. С учётом реалий, в которых был написан роман, а именно 1932 год, можно предположить, что в производстве всё же было задействовано большое количество людей. И тут мы наблюдаем, что видение переводчиков расходится: у Равич вдоль конвейера стоят мужчины, укладчики, а у Сороки у конвейера работают устильщицы и зарядчицы, то есть женщины.
То же расхождение гендера мы видим далее:
… and already the bottle had passed, and it was the turn of the labelers.
Потом наступала очередь этикетчиков.
… и уже бутыль проехала, и очередь действовать этикетчицам.
Пример ситуации, где гендер поначалу не определён:
"Roof!" called a creaking voice. The liftman was a small simian creature, dressed in the black tunic of an Epsilon-Minus SemiMoron.
«Крыша!» раздался скрипучий голос лифтёра маленького обезьяноподобного существа в чёрной униформе, которую носили дебилы Эпсилон-Минус.
– Крыша! – объявил скрипучий голосок. Лифт обслуживало обезьяноподобное существо, одетое в черную форменную куртку минус-эпсилон-полукретина.
Грамматические трансформации на морфологическом уровне представлены, в основном, нулевой трансформацией или заменой залога и встречаются редко.
"And this," said the Director opening the door, "is the Fertilizing Room".
А это, сказал Генеральный Директор, отворяя дверь, цех оплодотворения.
– Здесь у нас Зал оплодотворения, – сказал Директор Инкубатория и Воспитательного Центра, открывая дверь.
Равич прибегает к нулевой грамматической трансформации чаще, чем Сорока:
"To play such a joke on me," the ArchSongster kept repeating, "on me!"
Сыграть такую шутку со мной! – то и дело повторял Архиоргиастр.
– Сыграть такую шуточку со мной! –
восклицал архипеснослов. – Со мной!
Замена залога:
A young Beta-Minus mechanic was busy with screw-driver and spanner on the blood-surrogate pump of a passing bottle.
У 320-го метра 11-го стеллажа молодой механик Бета-Минус орудовал отвёрткой и гаечным ключом около насоса, подающего в бутыли искусственную кровь.
Молодой техник, бета-минусовик, настраивал там отверткой и гаечным ключом кровенасос очередной бутыли.
Перевод гендерно-маркированных единиц на лексическом уровне наиболее ярко передаёт специфику образов героев романа «О дивный новый мир», так как связь определённого биологического пола с присущими ему, согласно стереотипам, характерными чертами составляет важный элемент художественной структуры текста. Проявления гендера в романе связаны с гендерной стереотипизацией, точнее, с намеренной гиперболизацией гендерных стереотипов. Как уже было сказано, гендерные стереотипы это отражение взглядов общества на поведение, которое подходит мужчинам или женщинам, а также поведение, которое ожидают от мужчин или от женщин.
Лексику с маскулинной или феминной окраской мы можем разделить на следующие группы: внешнее описание персонажа, психологические качества и манера.
Как уже было отмечено, представителям мужского пола в романе приписаны выдающиеся физические данные. Это и высокий рост, и хорошие пропорции, и всяческое выражение «полнокровности», молодости и здоровья. Конечно, эти черты тем ярче выражены, тем выше стоит герой в кастовой системе. Представители гаммы, дельты и эпсилоны приучены в какой-то мере связывать кастовое превосходство с крупностью особи, а сами отличаются физической недоразвитостью вплоть до обезьяноподобия.
Рассмотрим пример описания внешности Директора Инкубатория. Оба переводчика используют конкретизацию при передаче фразы «ratherthin», предпочитая слову «худоба» более маскулинно окрашенное «худощавость». «Тяжёлый подбородок» в переводе у Равич также создаёт более мужественный образ. Характеристика «стройный» подразумевает больше силуэт человека, нежели осанку, поэтому «нимало не сутулый» представляется нам более близким к оригиналу вариантом. Также не совсем адекватной выглядит замена фразы «floridlycurved» в отношении губ на «свежие» и «сочные», однако с точки зрения гендерного аспекта образ Директора это не искажает. Возможно, переводчики пытались избежать излишней феминизации, хотя мы считаем, что фраза «резко очерченные» вполне могла бы стать эквивалентом.
Tall and rather thin but upright, the Director advanced into the room. He had a long chin and big rather prominent teeth, just covered, when he was not talking, by his full, floridly lips.
Он был высок и строен, худощав, с тяжёлым подбородком, крупными, чуть выступающими вперёд зубами, так что полные сочные губы едва их прикрывали.
Высокий, сухощавый, но нимало не сутулый, Директор вошел в зал. У Директора был длинный подбородок, крупные зубы слегка выпирали из-под свежих, полных губ.
Герой романа Гельмгольц Уотсон представляет собой образец мужчины Альфа-Плюс. Описание его внешности пестрит прилагательными, вызывающими ассоциации с мощью и устойчивостью. Такие эквиваленты как «грудь колесом»,
«плечист», «широкоплечий», «мускулистый» полностью передают основательный, маскулинный образ. В своём переводе Сороке удалось сохранить сравнение шеи с колонной, что позволило лучше передать схожесть телосложения Гельмгольца с неким античным зданием. Модуляция в случае с «профиль был резко очерчен» или «красив резкой мужской красотой» как нельзя лучше передаёт специфику образа.
He was a powerfully built man, deepchested, broad-shouldered, massive, and yet quick in his movements, springy and agile. The round strong pillar of his neck supported a beautifully shaped head. His hair was dark and curly, his features strongly marked. In a forcible emphatic way, he was handsome and looked, as his secretary was never tired of repeating, every centimetre an Alpha Plus.
Это был мужчина атлетического телосложения, широкоплечий, мускулистый, с мощной грудной клеткой. Однако походка у него была лёгкая и упругая, движения быстрые и ловкие. Круглую сильную шею венчала голова прекрасной формы, профиль был резко очерчен, тёмные волосы вились. Безусловно, это был на редкость интересный мужчина и, как неустанно твердила его секретарша, альфа плюс до кончиков ногте.
Гельмгольц был атлетически сложен, грудь колесом, плечист, массивен, но в движениях быстр и пружинист. Мощную колонну шеи венчала великолепная голова. Темные волосы вились, крупные черты лица отличались выразительностью. Он был красив резкой мужской красотой, настоящий альфа-плюсовик «от темени до пневматических подошв», как говаривала восхищенно секретарша.
Мустафа Монд, занимающий наивысшую должность в утопии О. Хаксли, не отличается телосложением атланта, однако автор подчёркивает его внутреннюю силу и уверенность, приписывая Монду голос сильный и глубокий. Слово «strong» вполне передаёт сему власти, и в своём переводе Равич выделила это значение в отдельное определение. Сорокой же был использован приём лексико-семантической замены. Этот вариант хоть и передаёт гендерные черты персонажа, однако не отражает его внутреннее содержание.
"You all remember," said the Controller, in his strong deep voice.
Вы все помните, сказал правитель властным, глубоким и сильным голосом.
– Все вы помните, – сказал Главноуправитель своим звучным басом.
Героини женского пола в романе представляют собой набор всех стереотипов, присущих их гендеру. Они все выглядят как молоденькие девушки, стремятся ухаживать за собой, приятно пахнуть, привлекательно одеваться и вести себя. В начале романа персонаж Бернард Маркс, реагируя на то, как обсуждают Ленину другие герои, высказывает идею, достаточно ярко определяющую портрет женщины в утопии: «Talking about her as though she were a bitof meat» «Будто о куске мяса говорят». В большинстве случаев описывается лишь внешность героинь, как единственное, что выражает их личность.
Женский гендер предполагает изящество и нежность, красоту, невинность, некоторую наивность и беззащитность. Выражение этого в романе мы видим в описании спящей Ленины. И Сорока, и Равич при переводе прибегают к методу трансформаций. Конкретизация прилагательного
«beautiful» призваны создать более романтичный и нежный образ «прекрасно», «прелестна». То же относится и к «ореолу кудрей». Во всём романе мы наблюдаем трансформацию-слайд: «лицо» «личико», «пальцы» «пальчики», «пижама» «пижамка». Уменьшительно-ласкательные суффиксы ярко передают фемининность. Также Равич употребляет слово «нежный» несколько раз. Нежность присуща именно женскому гендеру. Примечательно, что в тексте оригинала автор использует слово «limbs», которое Сорока опускает, а Равич применяет конкретизацию «бёдра», как бы напоминая читателю после всей детской трогательности Ленины, что её всё ещё оценивают как мясо.
There, on a low bed, the sheet flung back, dressed in a pair of pink one-piece zippyjamas, lay Lenina, fast asleep and so beautiful in the midst of her curls, so touchingly childish with her pink toes and her grave sleeping face, so trustful in the helplessness of her limp hands and melted limbs, that the tears came to his eyes.
Там, на низкой кровати, откинув простыни, в розовой ночной рубашке на молнии крепко спала Ленина. Её лицо среди рассыпанных по подушке кудрей было так прекрасно, так трогательно, по-детски выглядывали из-под рубашки нежнорозовые пальчики ног, так отрешённосерьёзно было во сне её лицо, так доверчиво-беспомощны мягкие руки и нежные бёдра, что слёзы навернулись на глазах Джона.
Там, на низкой кровати, сбросив с себя простыню, в комбинированной розовой пижамке на молниях лежала и спала крепким сном Ленайна – и была так прелестна в ореоле кудрей, так была детскитрогательна, со своим серьезным личиком и розовыми пальчиками ног, так беззащитно и доверчиво разбросала руки, что на глаза Джону навернулись слезы.
Уменьшительно-ласкательные формы используются в равной степени в обоих переводах, однако переводчики избегают их нагромождения.
Lenina pulled at her zippers-downwards on the jacket, downwards with a doublehanded gesture at the two that held trousers, downwards again to loosen her undergarment. Still wearing her shoes and stockings, she walked off towards the bathrooms.
Ленина начала расстёгивать удобные молнии – жжик – на жакете, жжик, жжик, сразу двумя руками на брюках, жжик – на белье. Оставшись в одних чулках и туфельках, девушка направилась к ванне.
Ленайна четырежды дернула книзу свои застежки-молнии: на курточке, справа и слева на брюках (быстрым движением обеих рук) и на комбилифчике. Сняв одежду, она в чулках и туфлях пошла к ванным кабинам.
Так, Равич применяет слово «жакет», так как это элемент одежды, упоминаемый в основном в женском гардеробе, а Сорока оставляет без изменений туфли и чулки.
Главным было создать впечатление лёгкости и изящества, приписываемых женскому гендеру.
Описание психологических качеств мужчин и женщин в романе также строго соответствует жёстким рамкам гендера. В случае, если мужской или женский персонаж проявляет качества, характерные для противоположного гендера, это имеет отрицательный характер.
К примеру, фраза «проявить себя», выбранная Сорокой для лексико семантической замены, прекрасно передаёт факт высоких ожиданий, направленных обществом на мужчину. Бернард же, как мы помним, и внешне, и духовно мало напоминает образец «самца» Альфа-Плюс. Такой перевод всецело отражает специфику ситуации, в которой Бернард чувствует давление своего гендера. Конкретизация «завопил, что было мочи» у Равич придаёт действию Бернарда феминный характер вопли и визги более свойственны женщинам, чем мужчинам «нового дивного мира». Перевод дополнительно подчёркивает недостаток внутренней силы Бернарда, что показывает его яркое несоответствие чертам его гендера.
Feeling that it was time for him to do something, Bernard also jumped up and shouted: "I hear him; He's coming."
Чувствуя, что и ему пора как-нибудь реагировать, Бернард тоже вскочил и завопил, что было мочи: Я слышу его, он идёт!
Чувствуя, что пора и ему проявить себя, Бернард тоже вскочил и воскликнул:
– Я слышу, он близится!
При выборе эквивалента Равич опирается на точное соответствие значения слова «affectionately» в языке оригинала и языке перевода, Сорока же использует лексико-семантическую замену, пытаясь, видимо, не допустить появление гомосексуального подтекста. Автор же подразумевал волну чувств, испытываемую Бернардом из-за удачно назначенного свидания. С появлением Джона Бернард, покровительствующий ему, стал пользоваться успехом в обществе, особенно у женщин, и ценит Джона именно как причину этих перемен. Так что ни один из переводов нельзя считать адекватным.
He took John's arm affectionately and they walked back towards the helicopter.
Нежно взяв Джона за руку, он повёл его к вертолёту.
Он взял Джона дружески под руку и направился с ним к вертоплану.
Грамматическая замена в переводе позволяет акцентировать внимание на психологическом характере действия, а конкретизация «вогнал» выделяет резкость движения. Резкость приписывают мужскому гендеру, в отличие от нежности и плавности, приписываемых женщинам.
He planted his foot on his spade and
stamped it fiercely into the tough ground.
Поставив ногу на лопату, он яростновдавил её в твёрдую землю.
Яростно нажав ступней, он вогнал лопату в плотную почву.
Обратимся к лексике, затрагивающей психологические качества женских персонажей. Как уже было отмечено, женскому гендеру в романе присущи такие черты как покорность, беспечность, детская наивность и миролюбие. Женщины позиционируются как существа хоть и привлекательные внешне, но чрезвычайно слабые, те, от кого нечего ожидать. Все эти нюансы необходимо учитывать при переводе.
Сорока прибегает к грамматической трансформации, заменяя наречие «briskly» «оживлённо» на фразу «упругим шагом». Легкая и упругая походка приписывается энтузиастам и любителям жизни, а женщины, обладающие упругой походкой, считаются привлекательными.
Lenina Crowne walked briskly towards the door.
Ленина Краун весело направилась к выходу.
Ленайна Краун упругим шагом пошла к выходу.
В одной из глав романа описывается проведение ритуала, отличающегося жестокостью. Бернард весьма стойко наблюдает за происходящем, в то время как Ленина остро реагирует на чужие страдания, и Равич усиливает динамический эффект, объединяя предложения. И в оригинале, и при переводе речь Ленины имеет повелительную окраску, но сема «мольбы» уравновешивает этот эффект – женщины в романе не приказывают и не могут требовать.
Suddenly Lenina covered her face with her hands and began to sob. "Oh, stopthem, stopthem!" sheimplored.
Пятый, шестой круг, Ленина не выдержала, закрыла лицо руками и зарыдала.
«Прекратите, прекратите!» умоляла она
Ленайна вдруг закрыла лицо руками, зарыдала.– Пусть прекратят, пусть прекратят, – взмолилась она.
Оба переводчика прибегают к грамматической замене подлежащего, однако
«хохот» более грубый вариант, и Равич не удаётся передать беззлобность Ленины в данной ситуации. Вариант Сороки более мягкий и женственный, однако, мы считаем, что прилагательное «хорошем» гораздо более удачно можно было бы заменить словом «безобидный», чтобы подчеркнуть факт, прослеживающийся в оригинале: женщины в романе не могут быть угрозой.
Lenina'slaugh was frank and wholly unmalicious.
Ленина от души расхохоталась.
Ленайна рассмеялась хорошим, искренним смехом.
Ещё один случай не совсем корректного перевода представлен в переводе диалога Фанни и Ленины. Оба переводчика опускают слово «almost», несмотря на то, что женскому гендеру в романе не положено проявлять никакой агрессии или резкости. Оба пола обучены сразу подавлять отрицательные эмоции при помощи наркотика, однако от женщин ожидают покорности и улыбок. На этом фоне мы считаем, что вариант «почти сердито» был бы более адекватным эквивалентом.
"No, there hasn't been any one else," she answered almost truculently.
Да, больше никого, ответила она резко.
– Да, ни с кем, – огрызнулась она.
Примечательно, что при переводе речи женских персонажей Сорока в большей степени прибегает к употреблению уменьшительно-ласкательных слов или слов с феминной окраской, в то время как Равич чаще использует сленг.
"He's so ugly!" said Fanny.
Но он же такой урод! – упорствовала Фанни.
– Он же страшненький! – сказала
Фанни.
Далее:
Isuppose you’regoing?
А у тебя стрелка?
А ты, конечно, полетишь развлекаться?
А также:
"Which I simply don't believe," Lenina concluded.
Хотя я этому ни капельки не верю!
– закончила Ленина решительно. – А никто не подливал, неправда, и не верю.
Исходя из вышеизложенного, мы можем сделать вывод, что для адекватного перевода произведения требуется тщательный анализ и передача гендерной специфики, являющейся одним из художественных компонентов романа. Гендерные отношения фиксируются в языке, накладывая отпечаток на поведение человека, в том числе и речевое. Гендерно обусловленный образ и поведение героев О. Хаксли оказывают огромную роль на восприятие произведения, так как важна каждая деталь созданной автором утопии. Можно сказать, что и Рената Равич, и команда О. Сороки и В. Бабкова справились со своей задачей. Их основной целью было воссоздать образы подлинника. В зависимости от типа и функций гендерно-маркированных единиц они использовали те или иные виды переводческой трансформации и передали систему образов, соответствующую авторскому замыслу.
ЛИТЕРАТУРА
- Фёдоров, А. В. Основы общей теории перевода (лингвистические проблемы) СПб.: Филол. фак. СПбГУ; М.: ООО «Издат. Дом «ФИЛОЛОГИЯ ТРИ», 2002. 416 с.
- Ласкова М.В. Грамматическая категория рода в аспекте гендерной лингвистики: дис... д-ра филол. наук. Ростов н/Д, 2001.
- Aldous Huxley. Brave New World. Harper Perennial; Reprint edition, 2006. 288 p.
- Хаксли О. Прекрасный новый мир.пер. с англ. Р. Равич. М., 1972. 541 с.
- Хаксли О. О дивный новый мир.пер. с англ. О. Сороки, В. Бабкова. Примеч. Т. Шишкиной, В. Бабкова. СПб.: Амфора, 1999. 541 с.