Теоретический анализ понятия «Жертва» в психологии в контексте идеалов рациональности

В психологических справочниках и словарях термин «жертва» отсутствует. Однако в психологии широко используется данное понятие для анализа индивидуальных и поведенческих характеристик личности.

За основу понятия «жертва» как правило берется определение потерпевшего,

данное в Уголовно-процессуальном кодексе как, лицо которому причинен физический, имущественный или моральный вред [17, с. 103].

Жертва это понятие виктимологическое. Потерпевший – процессуальное положение.

При этом предпринимаются попытки раскрытия понятия «жертва» в виктимологическом смысле, как способа облегчения перехода к классификации и типизации самих жертв в качестве реальных личностей субъектов не только юридических, но и других социальных отношений [13, с. 235].

Это необходимо в связи с тем, что вопрос о виктимологическом понятии жертвы уже давно и непрестанно дискутируется как в отечественной, так и зарубежной литературе.

Понятие «жертва» в психологии, на данный момент, остается, очень широким и не имеет какого-либо однозначного определения [2, с. 76].

Принимая во внимание данные обстоятельства, а также учитывая происходящую в науке смену исследовательских установок, идущих по линии классицизма – неклассицизма – постнеклассицизм, возникает необходимость теоретического анализа понятия жертва в контексте идеалов рациональности.

Примерно 1,5%, или 4,8 миллиона женщин, подвергаются изнасилованию или физическому насилию со стороны интимного партнера в год, большинство из них становятся жертвами больше, чем единожды.

В России, по данным на начало 2016 года, до 40% преступлений совершается в семьях, около 12 000 человек гибнут в результате домашнего насилия в год.

Более 20 000 детей становятся жертвами посягательств со стороны своих родителей ежегодно. Около 2 000 детей и подростков, спасаясь от домашнего насилия, кончают жизнь самоубийством, около 10

000 – убегают из дома (Tjaden, P., & Thoennes, N. [27, с. 72]). Более 90% дел о домашнем насилии не доходит до суда.

Такие отношения приводят к развитию синдрома жертвы, склонности считать себя жертвой негативных обстоятельств и действий других людей и соответствующим образом вести себя – даже при отсутствии реальных обстоятельств или очевидной вины людей, [2, с. 77] и могут возникать и между детьми и их родителями или одним из родителей. Чаще всего к этому приводит осознание факта, что ребенка любят намного меньше, чем остальных детей [8, с. 187].

Из-за этого у ребенка возникает стойкое убеждение, что он неправильный, человек второго сорта.

Поведение ребенка-жертвы основывается на аксиоме: чем меньше обидчику перечишь, тем больше шансов избежать агрессии. Данная ситуация осложняется тем, что ребенок находится в зависимости от тирана изначально и переломить ход событий невозможно.

Исследования Hien, D., &Ruglass, L. [25, с. 43] показывают, что женщина делает в среднем пять попыток оставить оскорбительное отношение, прежде чем она делает это успешно, и что половина женщин, в конечном итоге, возвращается к своему обидчику (Roberts, J.C., Wolfer, L., &Mele, M. [26, с. 138]).

Подростки, подвергающиеся насилию в семье, склонны оправдывать своего родителя, представляя происходящее нормой, даже если социальное окружение не поддерживает это мнение.

Тот факт, что многие жертвы насилия, которые оставляют обидчика, только для возврата в отношения представляют большой интерес для исследователей Dunn, L., Powell-Williams, M. [24, с. 93].

Насилие является травмирующей ситуацией для личности, вне зависимости от её возраста и пола. Подобные ситуации, могут обладать виктимогенным (лат. victim жертва) воздействием и приводить к психологической виктимизации.

Проблема жертвы становится глобальной социально-психологической проблемой современного общества. Этим обусловлен интерес к ней в различных областях научного знания.

В первую очередь, это относится к криминалистике и криминальной виктимологии (Итиаков, С. М. [9, с. 291]).

Все чаще к проблеме жертвы обращаются в медицинской и клинической психологии (С.Н. Ениколопов, О.А. Кравцова [8, с. 176]), в кризисной психологии и психологии экстремальных ситуаций (Мухина B.C.[13, с. 130], Осухова Н.Г. [14, с. 264] Пергаменщик Л.А. [15, с. 19]).

При этом, представления о жертве как субъекте собственной жизнедеятельности, хоть и фокусируются на активности самой личности, но не углубляются дальше неклассического научного взгляда. В процессе исследования феномена жертвы необходимо двигаться в направлении постнеклассического взгляда, дающего понимание жертвы и жертвенности, не в отрыве от всей личности, не как, черты сформированной социально или генетически, а как целостной самоорганизующейся системы.

В рамках классической рациональности [22, с. 153] жертва рассматривается как потерпевший, в результате преступных действий со стороны, и в большей степени исследуются внешние причины дезадаптации либо источники формирования дефектов социализации личности, в результате чего она становится жертвой.

Данное направление исследует понятие жертва, как вид девиации, обусловленный совокупностью поведенческих качеств, взаимодействующих с внешними (социальными) факторами в определенных ситуациях (В. Ривман [17, с. 209], Итиаков С.М. [9, с. 352]).

С точки зрения классической рациональности виктимизация это социальный процесс, при котором лицо превращается в жертву преступления. Проще говоря, это результат действий преступника по отношению к жертве. Здесь же стоит определить понятие виктимности. Под ней понимается склонность к тому, чтобы стать жертвой [17, с. 54].

Виктимизация и виктимность являются неразрывными понятиями, при которых первое является характеристикой второго. Она при этом может быть измерена количеством случаев нанесения вреда и совокупностью характеристик жертв преступления.

В тот момент, когда на человека было совершено нападение, независимо от того, каков был исход события, он уже автоматически приобретает статус жертвы.

В данном случае само нападение это виктимизация в понятии процесса. А лицо, в отношении которого было совершено преступление, являет собой результат [9, с. 135]

В рамках неклассической рациональности [7, с. 76] жертва рассматривается, как личность, приобретающая новообразования, в результате столкновения с травматическим событием, которые являются как обусловленными, так и обусловливающими деятельность личности.

В рамках этого подхода проводятся исследования, характеризующие те или иные стороны личности с признаками поведения жертвы.

Изучается выученная беспомощность как относительно устойчивое психологическое образование, проявляющееся в поведении индивида как неспособность к активным действиям в трудных жизненных ситуациях (B.C. Ротенберг [17, с. 83]).

Проводятся исследования инфантилизма как комплекса характеристик личности, выражающихся в незрелости эмоционально-волевой сферы, задержке нравственного и социального созревания, отсутствии прогрессивной мотивации, слабой потребности в достижениях, несамостоятельности решений, зависимости от других, иждивенчестве и т.п. (Серегина А.А. [20, с. 76]). Делается попытка определения ведущего типа потенциальной виктимной активности, в результате чего повышается вероятность превращения индивида в жертву (Андроникова О.О. [2, с. 153]).

В неклассической рациональности жертва описана как индивид с комплексами и неврозами, индивид с искусно выстроенной защитной стратегией от «несправедливостей» этого мира, и от самого себя (Беттельхейм Б. [5, с. 179]),умеющий искусно манипулировать окружением (Берн Э. [4, с. 155].)

В гуманистическом, экзистенциальном направлении зарубежной психологии, позитивной психологии (Перлз Ф. [16, с. 315], Фромм, Э. [21, с. 93], Ясперс, К. [23, с. 54]) жертвой считается несчастный, гибнущий, искалеченный индивид с комплексом «выученной беспомощности» (B.C. Ротенберг [18, с. 455], М. Селигман [19, с. 25]), пассивный, депрессивный, обреченный на постоянные неудачи.

По мнению Фромма [21, с. 81], виктимизация это особое явление, присущее каждому человеку ввиду наличия деструктивных черт.

При этом разрушительная направленность идет не только вовне, но и на себя.

Перлз, Ф. [16, с. 154] также придерживался данной концепции, однако пояснял, что без конфликта не может быть развития.

Сюда же подходит понятие З. Фрейда противоборства двух инстинктов: самосохранения и саморазрушения.

М. Селигман [19, с. 251] при этом отмечает, что каждому человеку присуще агрессивное влечение. А типичное поведение является отражением неполноценности. При этом неважно, реальная она или мнимая.

В контексте постнеклассической рациональности системы связаны и взаимообусловлены, поэтому особенности структуры и качество организации одной из подсистем может зависеть от структуры и качества организации другой.

Переход качественных особенностей от одной подсистемы к другой зависит от особенностей организации системных связей и собственно качественных особенностей данных подсистем (И.О. Логинова [12, с. 65]).

В данном направлении разрабатывается проблема отчуждения как целостного устойчивого состояния разрушения смысловых связей в структуре жизненного мира человека [11, с. 276].

Получили более четкое обозначение идеи жизнестойкости, характеризующиеся мерой способности человека выдерживать стрессовую ситуацию, сохраняя внутреннюю сбалансированность и не снижая успешность деятельности (Анциферова, Л.И. [3, с. 157]). Бодалев, А.А. [6, с. 67] отмечает, что формирование навыков жизнестойкости необходимо человеку, а убеждения человека должны соответствовать реалиям. Идеи жизнеспособности Б.Г. Ананьева рассматриваются в контексте постнеклассической рациональности, как синергетическое единство комплексных, функциональных, операционных и мотивационных механизмах психики.

Предложенная трактовка ориентирует на уровень осознания жизнеспособности человека, как системы не просто существующей, развивающейся, а «становящейся». Ее становление осуществляется не только за счет достижения гомеостаза и гетеростаза, представленных их психологическими аналогами – адаптацией и само-

регуляцией, но и за счет принципиальной неадаптивности, личностного роста, трансценденции, транскоммуникации, реализуемыми за счет компонентов саморазвития и смысложизненного поиска.

Также углубились идеи жизнетворчества Леонтьева Д.А. [10, с. 61] как личностно ориентированной практике развития и коррекции отношений с миром (направленность активности во вне).

Жизнетворчество можно определяется, как практика развития и коррекции отношений с миром.

При этом встает задача определить, в каком направлении и как развиваться.

Нужное человеку направление связано с его миссией и ведёт к расширению собственного жизненного мира. Человек сам выберет, куда двигаться, когда расширит сознание, когда выработает картину мира и своих отношений с миром.

Попадая в ситуацию насилия, по сути, являющуюся точкой бифуркации, человек как самоорганизующаяся система оказывается в критическом состоянии и становится неустойчивым относительно каких либо событий, существует большое количество факторов подталкивающих систему к выбору определенного пути развития (аттрактора), в том числе и ведущего к формированию личности, обладающей синдромом жертвы.

Многие флуктуации рассеиваются, некоторые не оказывают влияния на дальнейший путь развития системы, так как являются очень слабыми. Вероятно, существуют более и менее значимые факторы, ведущие к позитивному исходу процесса переживания, и становлению самореализующейся личности в мире.

Особенности сочетания тех или иных факторов, на наш взгляд, ведут к формированию функционального или дисфункционального аттрактора.

При этом выдающаяся личность становится как бы над обществом, вступает с ним в противоречие, развивается вопреки социальным ожиданиям.

Таким образом, теоретические предпосылки исследования понятия жертвы в контексте постнеклассической науки позволяют наметить некоторые перспективные направления ее дальнейшего изучения, среди которых можно выделить исследование синдрома жертвы с точки зрения психосинергетического подхода.

ЛИТЕРАТУРА

1. Ананьев, Б.Г. Человек как предмет познания. М.: «Наука», 2000.
2. Андроникова, О.О. Методика исследования склонности к виктимному поведению //Материалы III Межрегион. науч.практ. конф. 17-18 декабря 2003 г. М., 2003. http: // spsi.narod.ru/5.htm.
3. Анциферова Л.И Личность в трудных жизненных условиях: переосмысливание, преобразование ситуации и психологическая защита // Психологический журнал. -1994. Т. 15. -№ 1. С. 3-17.
4. Берн Э. Три аспекта личности // Теории личности в западноевропейской и американской психологии: хрестоматия. Самара: Изд. дом «Бахрах», 1996. С. 295-324.
5. Беттельхейм Б. Просвещенное сердце. Исследование психологических последствий существования в экстремальных условиях страха и террора. http://lib. ololo.cc/ a/ l 215.
6. Бодалев А.А. О человеке в экстремальной ситуации (эмоциональная и интеллектуальная составляющая отношения в выборе поведения) //Мир психологии. 2002. С. 127-134.
7. Буданов В.Г. Методология синергетики в постнеклассической науке и в образовании. Изд. 3-е доп. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2009.
8. Ениколопов С.Н Теории сексуального насилия / С.Н. Ениколопов, О.А. Кравцова // Прикладная психология. 1999. - №4 С. 45-53.
9. Итиаков С.М. Зарубежная криминология. М.: Издательская группа ИНФРА-МНОРМА, 1997.
10. Леонтьев, Д.А. Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности. 2-е изд. М.: Смысл, 2003.
11. Леонтьев, Д.А. Тест жизнестойкости / Д.А. Леонтьев, Е.И. Рассказова. М.: Смысл, 1963.
12. Логинова И.О. Жизненное самоосуществление человека как проявление самоорганизации психологической системы Статья подготовлена в рамках реализации ФЦП «Научные и научно педагогические кадры инновационной России на 2009–2013 годы».
13. Мухина B.C. Возможность возникновения комплекса «жертвы» у пострадавших от аварии на ЧАЭС // Чернобыльская катастрофа: диагностика и медикопсихологическая реабилитация пострадавших: сб. материалов науч. -практ. конф. Минск, 1993. С. 34-38.
14. Осухова, Н.Г. Человек в экстремальной ситуации: теоретические интерпретации и модели психологической помощи // Развитие личности. 2006. -№ 3. С. 152166.
15. Пергаменщик, Л.А. Изучение психологических механизмов адаптации детей к новым условиям жизни и деятельности // Чернобыльская катастрофа и медикопсихологическая реабилитация пострадавших: сб. материалов науч.-практ. конф., Минск, 21-22 мая 1992 г. Минск, 1992. С. 7-10.
16. Перлз Ф. Внутри и вне помойного ведра. СПб.: Петербург XXI век, 1995.
17. Ривман В. Криминальная виктимология. СПб.: Питер, 2002. -
18. Ротенберг B.C. Образ я и поведение. Иерусалим: Маханаим, 2000. http: // rjews.net/v_rotenberg/ book.htm
19. Селигман М. Новая позитивная психология. Новый взгляд на счастье и смысл жизни. М. ООО Изд-во «София», 2003.
20. Серегина, А.А. Проблема социальнопсихологической незрелости молодежи // Ученые записки РГСУ // Психология социальности. 2006. № 2. C. 96-99.
21. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: «Республика», 1994.
22. Черникова И.В. Постнеклассическая наука и философия процесса. – Томск: Изд-во НТЛ, 2007.
23. Ясперс, К. Общая психопатология. М.: Практика, 1997.-1053 с.
24. Dunn, J. L., Powell-Williams, M. (2007). “Everybody makes choices”: Victim advocates and the social construction of battered women’s victimization and Agency. Violence Against Women, 13(10), 977-1001.
25. Hien, D., &Ruglass, L. (2009). Interpersonal partner violence and women in the United States: An overview of prevalence rates, psychiatric 67 correlates and consequences and barriers to help seeking. Int J Law Psychiatry, 32(1), 48-55.
26. Roberts, J.C., Wolfer, L., &Mele, M. (2008). Why victims of intimate partner violence withdraw protection orders. Journal of Family Violence, 23(5), 369-375.
27. Tjaden, P., &Thoennes, N. (2000). Extent, nature and consequences of intimate partner violence: Findings from the National Violence Against Women Survey, Retrieved from the Department of Justice, Office of Justice Programs, National Institute of Justice Web site: http//www. ncjrs. org. pdffiles1 / nij/181867.pdf