Специфика норвежской системы финансирования научных исследований

Аннотация. В данной статье рассматриваются роль фундаментальных исследований, которые имеют важное значение для всех сфер жизни общества и являются необходимым фактором высшего образования и подготовки научных кадров. Кроме того, в Норвегии фундаментальные исследования заложили основу создания богатств в таких отраслях, как нефтегазовая и алюминиевая промышленность и Аква культура.

В Норвегии расходы на фундаментальные исследования составляют около 18 процентов от всех текущих расходов на научно­исследовательскую деятельность. В международном масштабе это довольно скромная цифра, но это объясняется тем фактом, что в сфере норвежского предпринимательства существует лишь немного компаний, достаточно крупных и обладающих достаточными ресурсами для того, чтобы проводить собственные фундаментальные исследования. Немногим менее 7 процентов фундаментальных исследований в Норвегии проводится в частном секторе, тогда как почти три четверти исследований проводится в университетах и университетских колледжах.

Норвежский социально-экономическая модель основана на чрезвычайно богатых запасах нефти и газа. Согласно последним оценкам, добыча нефти и минералов составляет почти половину норвежского экспорта. В результате большой заинтересованности государства в нефтяной промышленности, нефтяные доходы представляют не менее одной пятой от общего объема государственных доходов, помимо нефти, норвежская промышленность имеет традиционные твердыни в судостроении, транспорте и логистике, но Норвегия не является основной промышленной державой.

Скорее всего, Норвегия выделяется как инновационно отстающая страна, с небольшими секторами высоких технологий, оно также имеет ограниченные инвестиции в научных исследованиях и разработках по сравнению с другими странами региона.

Норвежские компании, ориентированы на внутренний рынок и выполняют большую часть своих НИОКР в Норвегии, а не ­ как это делают шведские или финские фирмы ­ в рамках международных сетей научного образования. Для того, чтобы компенсировать ограниченные инвестиции в корпоративных исследованиях и разработках, был создан большой сектор научно­исследовательских институтов, на них приходится около четверти всех расходов страны на НИОКР [1, c. 16]. Поэтому Норвежская инновационная система отличается от других скандинавских стран, через ее большую зависимость от государственных усилий, как это имело место на протяжении всего послевоенного периода. Состояние­центрированной модели развития, с частным сектором играет лишь вспомогательную и второстепенную роль в процессе модернизации государства.

Экономическое развитие в Норвегии в последние десятилетия было более стабильным, чем в других скандинавских странах. Расширение основанной на кредитах норвежской экономики в 1980­е годы, была аналогичной той, которая в Финляндии и Швеции, но, когда экономический бум закончился в начале 1990­х годов оно справилось без серьезных последствий, в отличии от других скандинавских стран. После децентрализации производственных отношений переговоры сейчас ведутся на уровне отраслей. Существует общее согласие, направленное на сохранение заработной платы на том же уровне, как у торговых партнеров Норвегии.

Модель благосостояния остается относительно неизменным в течение 1980­х и 1990­х годов, и оно стало более щедрым, например, в родительском страховании. Безработица никогда не достигала более высокого уровня, чем на 5 процентов и продолжает находится на этом уровне с 1990­х годов. На основе запасов нефти, норвежские государственные финансы остаются основой государственного бюджета.

Норвежская стратегия модернизации следовало примерно по той же схеме, как и в других скандинавских странах. После Второй мировой войны, общая модернизация системы исследования было приоритетным, исходя из предположения, что фундаментальные исследования, в конечном счете приведет к технологическим инновациям, новых продуктов и высокими темпами экономического роста. Позднее акцент сместился на секторальную поддержку тяжелой промышленности и поддержки военной технологии, электроники и телекоммуникаций. В 1970­е годы, нефтяная промышленность была интегрирована в арсенал промышленных инструментов политики.

Менее состоятельный подход, ориентированный на развитие началось в 1980­х годах, с приходом к власти консервативного правительства К.Виллока, которое отказалось от системы «кредитного социализма» и дерегулирование кредитного рынка. Однако, это не оказало значительное влияние на отраслевую структуру, где выросло доминирование нефти.

В 1990­е годы, политический акцент явно смещается в сторону разработки более широких технологических и научных возможностей, которые должны служить для укрепления норвежской инновационной системы в целях расширения норвежской промышленности. Основная попытка разработать более сильные производственные и технологические возможности была реформа системы финансирования научных исследований в 1993 г. В то время, Норвежский совет по научным и промышленным исследованиям (NTNF), являлся основным инструментом технической политики, которая была объединена с другими отраслями в исследовательский совет Норвегии (RCN) [2, c.147]. Два подразделения в рамках RCN, один для промышленности и энергетики, а второй по науке и технике. Они действовали совместно чтобы интегрировать фундаментальные исследования и промышленное развитие в рамках одной организационной крыши.

Региональное измерение занимает центральное место в норвежской стратегии роста и промышленности на протяжении всего послевоенного периода и продолжает оставаться по сей день. Акцент региональной поддержки сместился от попыток передислокации промышленности в периферийные регионы к разработке общенациональной институциональной инфраструктуры для роста и инноваций. Основным средством для региональной поддержки инноваций является SIVA (Корпорация промышленного развития Норвегии), которому принадлежит большое количество научных парков, а также поддерживает основные региональные фонды и запускает ряд «девелоперских компаний». Недавние оценки показывают, что SIVA является эффективным институциональным сторонником небольших начинающих фирм, но и то, что она не смогла до сих пор развить сильную инновационную сеть. Таким образом, истории успеха высокотехнологичных и телекоммуникационных отраслей единичные явления с ограниченными комплексными и системными эффектами в региональной среде. Это подтверждает трудности в обеспечении структурных изменений норвежской экономики, несмотря на государственное вмешательство.

Международный статус норвежского исследования по­прежнему вызывает некоторую обеспокоенность в политической системе. Расходы на НИОКР в Норвегии по­прежнему значительно ниже среднего показателя по ОЭСР, и норвежская исследования отстает от других скандинавских стран. В попытке реструктуризировать норвежские исследования, была предпринята попытка создания программы для стратегических исследовательских центров и была начата сосредоточение исследовательской среды. Тринадцать из этих центров были отобраны в конце 2002 года и получали ежегодную поддержку до 20 миллионов норвежских крон из Фонда исследований и инноваций. Фонд сам по себе является своеобразным ответом на слабость норвежских исследований. Она была создана в 1999 году, имеет капитал в 7,5 млрд крон, и выделяет более 400 миллионов норвежских крон на ежегодные исследования [3, c. 36].

Несмотря на усилия по усилению норвежского исследования и сосредоточения внимания на научных областях, дополнительное финансирование не способствовало укреплению международных позиций Норвегии. Только один центр в биомедицине и один в сфере телекоммуникации финансируется за счет национального бюджета. В то время исследовании как остальные центры ­ норвежские твердыни проводят исследования в таких областях, как нефть и судоходство.

Некоторые критики считают, что региональные и промышленные концерны оказали влияние на данный процесс. Очевидно, что программа сама по себе не приведет к радикальному увеличению в критических» областях биотехнологии, информационных технологий и современных материалов. Норвежская политика в области науки, а, по­прежнему опираться на существующие твердыни, и не развивает новые.

Но, тем не менее, следует отметить, что научно-исследовательский и инновационный фонд, исходя из политических инициатив, принятых в других странах, пошла на создание программы для функциональной геномике, и то что RCN имеет основные программы поддержки информационных и коммуникационных технологий, ориентированных на большое количество малых и средних предприятий. В 2000 гг. правоцентристское правительство представило программу по модернизации научно­технической инфраструктуры Норвегии. Основная целью которого было радикальное увеличения расходов на НИОКР, достигнув в среднем ОЭСР 2,5 процента от ВВП [4, c.82], и удвоение капитала Фонда исследований и инноваций. Кроме того, было объявлено, что RCN будет реорганизована, чтобы улучшить взаимодействие между фундаментальными и прикладными исследованиями. Тем не менее, маловероятно, что цель будет достигнута, если учесть, что корпоративные расходы на исследования и разработки, как ожидается, представляют собой самую большую долю этого увеличения. Норвежская экономика по­прежнему базируется на сравнительно низких технологических секторах, где радикальные инновации или основные технологические разрывы являются редкими, и расходы на НИОКР соответственно является относительно низким.

Норвегия является богатой страной с экстремальным доминированием в одном секторе, нефтяная промышленность, которая консолидировала модели роста, основанной на экспорте сырья и импорта рафинированных товаров. На основе нефтяных доходов, норвежское государство в настоящее время работает большой профицит бюджета, в то время как инфляционное давление остается низким, чтобы из­за стабильности системы трудовых отношений. Последняя нехватка рабочей силы, вызвало большие повышения зарплаты [5, c.64].

Однако многообещающие цифры не должны заслонять необходимость развития отраслей и производств за пределами добычи сырья, если нынешние уровни благосостояния и роста должны быть сохранены после того, как запасы нефти будут исчерпаны. Система социального обеспечения и занятости была относительно успешно адаптирована к открытой международной экономике, и сделала это без особых потрясений на рынке труда или в политической системе, но исследования и инновационная система остается относительно слаборазвитой по сравнению с мировыми. Можно утверждать, что это является результатом крайнего доминирования нефтяной промышленности, но и дирижистский роли государства в области промышленного развития. Кроме того, нет никаких политических инициатив для новой модели роста в ответ на вызовы экономики. Например, последняя избирательная кампания была сосредоточена на вопросах перераспределения расходов, а не на развитие производства и инноваций.

Норвегия, кажется, застряла в своей традиционной парадигме роста, который на данный момент является более чем достаточно, чтобы поддерживать полный рынок занятости труда и универсальный режим социальной политики. Вопрос, который еще предстоит ответить, заключается в том, как новая модель роста может быть поддержана, и как правительство может способствовать росту наукоемких отраслей промышленности. Хотя реформы исследований и поддержки инноваций сигнализировать более последовательную и специальную позицию по отношению к научно­исследовательским и технологическим инновациям, они не были интегрированы в более широкий пакет политики промышленной модернизации. Если отдельные политические инициативы достаточно, чтобы сломать доминирование нефтяной отрасли и установить новые двигатели роста, поэтому, вопрос открытый.

ЛИТЕРАТУРА

1. Kuhlmann , Arnold E. RCN in the Norwegian Research and Innovation System. Brighton: Technopolis. 2009. – 338 p.
2. Parker R. Industrial Transformation in Austria, Norway and Sweden // Industry and Innovation. ­ 2009. ­ № 7. ­ Р.145–168.
3. Norway: Organization for Economic Co­operation and Development // Economic Outlook. – 2012. ­ № 4. – Р.32–59.
4. Nielsen K., Pedersen O. The Negotiated Economy. Ideal and History // Scandinavian Political Studies. ­ 2008. ­ № ­ Р. 79–101.
5. Iversen Contested Economic Institutions. ­ Cambridge: Cambridge University Press, 2013. – 238 p.