В состав Центральной Азии входят 5 постсоветских республик: Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан. Это район внутреннего (неокеанического) стока рек, простирающийся от Китая и Индии до Ближнего Востока. В советское время понятие «Центральная Азия» относилось к району вокруг Монголии, и от него отделялось понятие «Средняя Азия» (последняя не включала Казахстан). С учетом терминологии современных международных отношений «Центральная Азия» это самоназвание, возникшее после распада СССР. Однако есть и альтернативные определения, например, американское «Большая Центральная Азия», которое включается Афганистан и даже часть Пакистана. Существует много других культурно-исторически, геоэкономически и геополитически обусловленных названий региона. Их борьба представляет собой символико-идеологическое измерение «новой Большой игры», участники которой великие державы борются за региональное влияние.
Внешняя политика США в отношении к странам Центральной Азии возникла сравнительно недавно. Однако в американских источниках упоминание о Центральной Азии имеются еще с ХIX в. Одним из видных американских источников о Центральной Азии является труд «Туркестан», написанный американским ученым и дипломатом Юджином Скайлером (1840-1890) [1]. Будучи американским консулом в г.Москве и секретарем американского посольства в г. Санкт-Петербурге в 1867-1875 гг., он посетил многие районы России, был членом Русского географического общества, активно изучал российское общество в политических и культурных аспектах. Поскольку Туркестан ко времени его посещения уже был составляющей частью Российской империи, его исследование имело немаловажное значение для развития историко-географической и политической науки в США, переживавший период реконструкции и отмены рабства. Ю.Скайлер наблюдал изменения, происходившие в российском обществе после отмены крепостного права в 1861 гг. Он делал сравнительный анализ общественно-политического развития, происходившего в двух диаметрально противоположных обществах [2, c. 89].
Согласно стратегии национальной безопасности США 1997 г. выглядит этот регион следующим образом: «Стабильные и процветающие государства Кавказ и Центральная Азия будут помогать установлению стабильности и безопасности от Средиземного моря до Китая, и способствовать быстрому развитию, и транспортировать на международные рынки большую каспийскую нефть и газ с существенным коммерческим участием США» [3].
Вплоть до великих географических открытий Центральная Азия была ключевой осью евразийского континента, соединяющей посредством Великого Шелкового пути страны Дальнего Востока с Европой, Средним и Ближним Востоком, Южной Азией. Именно контроль над сухопутными транспортными коммуникациями и мобильность кочевников Центральной Азии позволяли создавать великие империи в древности и средневековье и во многом определять ход истории в Евразии.
Взаимное проникновение в Центральную Азию и столкновение интересов Британской и Российской колониальных империй в XIX в. современники назвали «Great Game» («Большой игрой»). Обладание этим регионом делало любую из империй супердержавой, но противопоставляло ее остальному миру. В итоге Британия и Россия пришли к компромиссу, а некогда единый географический, исторический и культурный регион был разделен на сферы влияния и почти на столетие утратил свое геополитическое значение.
После распада СССР ранее закрытый для внешнего влияния регион вновь стал ареной для столкновений интересов великих держав. Международное сообщество Центральная Азия привлекает не только богатыми сырьевыми запасами, но и своим ключевым положением в сердце евразийского континента, что дает возможность реализовать новые трансконтинентальные транспортные коридоры по маршрутам Запад Восток, Север Юг и формирует новую геополитическую реальность XXI в. [4, с. 6-8]. К Центральной Азии примыкает большая часть бассейна Каспийского моря. Его разведанные топливные ресурсы (не включая долю Ирана) в настоящее время оцениваются в 85 млрд. баррелей (11,6 млрд. т) нефти, а потенциальные еще примерно в 100 млрд. баррелей (13,6 млрд. т). Американские эксперты приводят более низкие показатели разведанных запасов нефти Каспия (2,5-5 млрд. т), но потенциальные запасы они оценивают выше.
Общий потенциал энергоресурсов стран Центральной Азии следующий: по природному газу более 12 трл. м3 (разведано около 5 трл. м3), газовому конденсату около 1 млрд. т, нефти около 13 млрд. т. Разведанные запасы угля свыше 4 млрд. т. [5, с. 36].
Евразия является крупнейшим континентом на земном шаре и занимает осевое положение в геополитическом отношении. Общеизвестно, что около 75% мирового населения живет в Евразии. Большая часть мирового физического богатства также находится там: как в ее предприятиях, так и под землей. На долю Евразии приходится около 60% ВНП и около трех четвертей известных мировых запасов. Два претендента на региональную гегемонию и глобальное влияние, имеющие самую высокую численность, расположены в Евразии.
Все потенциальные политические и экономические вызовы американскому преобладанию исходят из Евразии. В совокупности евразийское могущество значительно перекрывает американское. Как считает Зб. Бжезинский, Евразия представляет собой шахматную доску, на которой продолжается борьба за главное господство, где будет утверждаться и оспариваться господство США.
Вследствие особой значимости геополитического положения, ресурсного и транспортного потенциала Центральной Азии, США и страны ЕС активно развивают в этом регионе свое присутствие. Центральная Азия вместе с Закавказьем объявлены одной из «сфер жизненных интересов США». Как и бассейн Персидского залива, Центральная Азия и Закавказье включены США, ЕС, НАТО в географическое пространство, где обеспечивается их энергетическая безопасность [5, с. 34-35].
Следовательно, данная характеристика центральноазиатскому региону как в истории, так и современном мире, позволяет американским аналитикам считать, что ведущей державе (как США) нужно выгодное географическое пространство, посредством которого можно вести контроль над миром. В этом плане евразийский континент является центром Вселенной, heartland – «сердцем мира».
В начале 1990-х гг. Г.Фуллер выработал содержательный прогноз будущей американской политики в Центральной Азии. Говоря об умеренных интересах США в регионе, автор с некоторым опасением относился к существующим угрозам в регионе, которые могут при обострении затронуть интересы США [6, с. 77].
При этом реализация экономических интересов США способна задать региону только положительный фон, а геополитические интересы, которые направлены на устранение существующих угроз имеют негативный оттенок. Геополитическая особенность региона имеет определенное преимущество над другими факторами [7, c. 129-141].
Роль США (неевразийского государства) постоянно увеличивается на основе политики, направленной на разработку ресурсов региона, но при ограничении исключительно российской доминирующей позиции. На карту в борьбе за этот регион, отмечает Бжезинский, поставлены геополитическое могущество, доступ к богатым природным ресурсам, достижение национальных целей каждого участника и безопасность. Все эти соображения приняли сконцентрированный характер в отношении к маршрутам будущих трубопроводов от Каспийского моря. Как следует из размышлений автора, главной геостратегической задачей Америки было и остается недопущение России к монопольному контролю над ресурсами региона. В целом картина перекрещивающихся интересов и противоречий на «евразийских Балканах» чрезвычайно пестрая. Однако стратегия России противоречит устремлениям почти всех государств региона. Казахстан представляет собой привлекательную и первоочередную цель стратегии России по возвращению своих доминирующих позиций в Евразии [8, с. 101].
По мнению российского исследователя А. Казанцева: «Геополитическая «центральность» Центральной Азии и потребность государств региона во внешней помощи вызывают активное вмешательство в его дела великих держав (КНР, Россия, США, государства ЕС, Индия и др.). Эта тенденция продолжится и в будущем, хотя она необязательно должна принимать формы соперничества великих держав («новой Большой игры»). Речь может идти и о сотрудничестве в решении важных региональных проблем (например, терроризма, «несостоявшихся государств» или наркоторговли). Будет также сохраняться интерес к региону как к источнику энергоносителей и потенциальному маршруту новых торговых путей по осям Восток-Запад и Север-Юг Евразии» [1]. Поэтому благодаря существующим сдерживающим факторам, в перспективе острого соперничества между ведущими игроками за Центральную Азию не ожидается, заключают исследователи.
Многие эксперты утверждают, что американская политика в отношении государств Центральной Азии обусловлена глобальными геополитическими интересами, в том числе сдерживанием в регионе влияния Китая, Ирана и России [9].
Известный американский эксперт А. Коэн отмечает: «Политический вызов США в ХХI в. не допустить захвата Центральной Азии и содействовать развитию и укреплению сотрудничества между государствами этого региона, а также между потенциальными участниками «большой игры»: Россией, Ираном, Турцией, Китаем, Индией, Пакистаном. Многополюсный мир неожиданно возник как раз рядом с Россией, в Центральной Азии. Участники этой «игры», причем с самыми разными интересами, проводят свои собственные экономические и геополитические программы» [10].
Китайский исследователь Хуашэн Чжао утверждает следующее: «После окончания «холодной войны» Центральная Азия получила новое определение обособленное геополитическое пространство. Можно сказать, что до событий 11 сентября 2001 г. в географическом и психологическом плане эта территория была изолирована от большинства стран мира, особенно от США и Европы. События 11 сентября привлекли всеобщее внимание к этой части планеты, одновременно возросла и ее стратегическая значимость. Как уже говорилось, основными игроками в ЦА являются Китай, Россия и США. Европа также проявляет интерес к данному региону, стремясь, особенно после 11 сентября, к укреплению своего влияния в нем. Особый статус Китая, России и США в Центральной Азии объясняется, с одной стороны, следствием их участия в судьбе региона и оказываемым ими влиянием на него, с другой результатом особых взаимоотношений между этими тремя державами на международной арене».
Действительно события 11 сентября 2001 г. и последовавшая антитеррористическая операция позволили США укрепиться в ранее закрытой для них Центральной Азии и разместить там свои военные базы. С момента краха СССР Вашингтон всегда придерживался стратегии полного доминирования на постсоветском пространстве, прикрывая это лозунгами поддержки демократии, построения эффективной рыночной экономики, содействия региональному сотрудничеству и интеграции стран Центральной Азии в мировое сообщество.
Центральная Азия стала для США одним из элементов стратегии безопасности в целях сдерживания России и Китая. Американские политики всегда заявляли, что не стремятся доминировать на Каспии, но выступают за создание режима свободного доступа к энергоресурсам. Другими словами, идеалом для США является некая «свободная торговая федерация», или «общий рынок» Центральной Азии и Каспийского региона, где безраздельно господствуют транснациональные нефтегазовые концерны, а американцы устанавливают правила игры.
Таким образом, проведенный анализ различных позиций и взглядов исследователей позволяет сделать однозначный вывод о том, что США как ведущая держава претендует на геополитическое доминирование в регионе. Данное положение нашло продолжение в современной концепции США «Большая Центральная Азия».
Соединенные Штаты преследовали несколько стратегических целей в Большой Центральной Азии:
- ведение наступательной войны против терроризма и создание замкнутых на США инфраструктур безопасности;
- предоставление Афганистану и его соседям возможности защитить себя от радикального исламизма и наркоторговцев;
- укрепление региональной экономики и наиболее значимых государственных институтов до уровня, когда регион окажется способным служить в качестве экономического и политического моста между Ближним Востоком и Южной и Восточной Азией;
- упрочение региональных торговых связей и адекватной транспортной инфраструктуры;
- стимулирование демократических политических систем, способных служить образцом для других стран с многочисленным мусульманским населением. Продвижение к этим целям лучше всего осуществлять на региональной основе.
Региональная политика США предполагает и «геополитический плюрализм». Вашингтон призывает Москву и Пекин не только участвовать, но и выступать в качестве гарантов и доноров процесса модернизации региона. В политической части проекта ставится задача убедить Россию и Китай в том, что Америка не намерена ослабить их позиции в регионе. Более того, в планах США пригласить эти государства в качестве гарантов процесса модернизации региона.
Нейтрализация России и Китая, превращение Ирана в непосредственный объект американской политики, учет определенных интересов союзников (Пакистана, Саудовской Аравии, Турции), вовлечение в этот круг Индии таковы основные компоненты предполагаемого регионального устройства. Все остальное – детали.
В рамках осуществления «геополитического плюрализма» можно выделить следующие проблемы:
Во-первых, ни один из этих игроков не выработал ни политической, ни экономической, ни энергетической модели региональной политики. Все три конкурента имели некоторый интерес, некоторые ресурсы и некоторую концепцию своего присутствия в Центральной Азии. Китай в качестве главного направления своей политики определил помощь экономическому развитию государств региона. Российская политика направлена на обеспечение стабильности, а американская обеспечении демократии.
Однако на практике и Россия, и США, и КНР не только не соблюдали декларированный баланс интересов, но и действовали ситуативно, что можно назвать своеобразным дипломатическим эквивалентом броуновского движения молекул.
Во-вторых, данная идея как минимум на принципах и условиях, предлагаемых США, входит в сущностное противоречие с ключевыми региональными интересами России и Китая, играющих более значимую роль для основных государств региона и процессов, формирующихся в региональном масштабе. Как следствие, любое стремление реализовывать идею на практике будет наталкиваться на активное и зачастую скоординированное противодействие со стороны вышеназванных акторов.
По мнению исследователя Ш. Хантера, существуют 4 момента, акцентирующие на необходимость «геополитического плюрализма» и ограничивающих объем вовлеченности США:
- существование несоответствия интересов США и стран Центральной Азии в сфере безопасности, в частности с интересами Казахстана, по отношению к России, Китаю и нескольким региональным государствам, включая Иран;
- сближение с США для стран Центральной Азии представляет некоторый риск из-за отдаленности США, по сравнению с близлежащей Россией;
- ограничение в возможностях США снабдить страны Центральной Азии необходимыми ресурсами для полной реструктуризации цетральноазиатской инфраструктуры, что, в свою очередь, уменьшило бы влияние России на регион;
- существование значительного разрыва между интересами США в Центральной Азии и где-либо еще, в частности, на Ближнем Востоке. Данный фактор ярко проявляется в случае с Ираном, когда центральноазиатские страны лишились многих видов альтернативного транспорта, трубопроводов и коммуникационных связей в силу наложения санкций США в целях изоляции Ирана. Данная ситуация только лишь увеличила зависимость Центральной Азии от России.
Данный проект явился в определенном смысле той системной матрицей политики Вашингтона в регионе, структурирующей цели, задачи, пути и методы их достижения Соединенными Штатами в новых условиях, что, безусловно, несмотря на масштабность, смелость и одновременно упрощенность американского подхода в условиях сложных политических и геополитических реалий, а также проблем в области безопасности и экономической разнополюсности, требует серьезного, прагматичного и превентивного анализа.
На официальном уровне новый подход США к Центральной Азии и Афганистану впервые был обозначен в октябре 2005 г. и впоследствии неоднократно упоминался в заявлениях Госдепартамента Соединенных Штатов. Он нашел свое отражение в пресс-релизе Белого дома по итогам визита президента США Дж. Буша в Пакистан в начале марта 2006 г., а также в национальной стратегии безопасности Соединенных Штатов, опубликованной в середине марта 2006 г.
В соответствии с этим новым подходом была осуществлена структурная реформа Госдепартамента США и начата реализация новой программы «Инициатива по интеграции инфраструктуры в Центральной Азии», провести которую было поручено Агентству по торговле и развитию США. Основными задачами данной программы является стремление США связать Афганистан со странами Южной и преимущественно Центральной Азии, тем самым объединив эти два региона прежде всего транспортно-инфраструктурными проектами с центральной ролью Кабула в данном процессе.
Вместе с тем важно отметить концептуальное отличие официального подхода США к региональной политике от предложенного институтом проекта. Проект института предполагал создание территориально именно Большой Центральной Азии, куда предполагалось включить Афганистан, и тесное взаимодействие данного пространства за счет Афганистана с другим регионом Южная Азия (Индия, Пакистан, Бангладеш, Бирма, Бутан, Мальдивы, Непал, Шри-Ланка). Официальный же подход США сосредоточился на концепции создания объединенного региона Южной и Центральной Азии, где Афганистану отведена роль связующего звена.
В общем контексте данного вопроса следует отметить реформу структуры Госдепартамента США, проведенную в начале 2006 г. Комментируя (5 января 2006 г.) данную реформу, К. Райс заявила: «Одна из вещей, которую мы сделали в Государственном департаменте, передислокация нами республик Центральной Азии из Европейского бюро (что являлось следствием их пребывания в составе Советского Союза) в бюро Южной Азии, которое отвечает за Афганистан, Индию и Пакистан».
Однако данный проект США имеет прежде всего два ключевых проблемных момента, редуцирующих перспективы его осуществления, либо, с другой стороны, провоцирующих региональную дестабилизацию для стран Каспийско-Центральноазиатского региона, блокируя процесс всесторонней модернизации на данном пространстве.
Первый момент основан на том, что ситуация в Афганистане в области безопасности периодами выглядит патовой, а ее стабилизация на гражданском уровне представляется маловероятной в среднесрочной перспективе. Наркотрафик и наркоторговлю, несмотря на больше декларируемые усилия, не удается минимизировать, поскольку эта теневая статья дохода остается основной для афганского населения при существовании Афганистана в условиях феодального периода и тотальной коррупции. Данная тенденция представляет собой огромный риск в области безопасности для стран КаспийскоЦентральноазиатского региона в случае кооперации с Афганистаном в рамках совместных проектов. При этом нельзя не исключать перспективу региональной дестабилизации.
Второй момент сосредоточен на несопоставимой разнице в численности населения, экономической и территориальной градированности двух регионов Центральная Азия и Южная Азия. Сегодня только Индия и Пакистан представляют собой огромнейший конгломерат человеческих ресурсов потенциально крупнейших экономик будущего. «В итоге в случае слияния Южной и Центральной Азии мы получаем, скорее, «поглощение» Южной Азией Центральной Азии».
Парадоксально, однако гипотетически вышеуказанные риски в перспективе в зависимости от регионального расклада сил, в случае ослабления позиций США в регионе в пользу Китая, России и/или Ирана, могут трансформироваться в политике США из категории «рисков» в категорию «приоритетов». Контекста подобной трактовки придерживается известный эксперт по Центральной Азии и Афганистану А.Князев, приводя следующий аргумент: «Основная суть американской геостратегии для центральноазиатского региона была сформулирована Збигневом Бжезинским: США должны быть способны контролировать процесс возможного усиления других региональных держав с тем, чтобы он шел в направлении, не угрожающем главенствующей роли Вашингтона в мире. Одним из средств такого контроля является создание «управляемых конфликтов». Под этим углом нужно рассматривать и проект «Большая Центральная Азия»...» [8]. Но главная проблема состоит в том, что даже классическая Центральная Азия, не говоря уже о концепте БЦА, не является единым образованием. Как отмечают исследователи, Центральная Азия в настоящий момент это лишь удобное географическое определение, которое вовсе не влечет за собой необходимость позиционирования государств региона в качестве субъектов, стремящихся к интеграции. И тем более как субъектов международных отношений, которых можно «подводить» под единые знаменатели в процессе выстраивания конкретных внешнеполитических шагов. Государства региона как минимум в настоящих условиях не только не стремятся к углублению взаимодействия друг с другом, но и, наоборот, зачастую идут в противоположном направлении, руководствуясь прежде всего своими национальными интересами, выбранными путями развития, стоящими перед ними угрозами и вызовами и другими аспектами.
Например, как отмечают казахстанские эксперты, в течение 15 лет Соединенные Штаты рассматривали Центральную Азию как единое целое. Вместе с тем Центральная Азия неоднородный регион, в котором Казахстан занимает особое место и с точки зрения экономики (ВВП этой страны больше, чем экономики всех центральноазиатских стран, вместе взятых), и как крупное евразийское государство, в большей степени склоняющееся к западным ценностям, нежели его соседи. Даже в советское время Казахстан стоял особняком, и в ходу была формула «Казахстан и Средняя Азия». Кроме того, 4,5% территории Казахстана находится в Европе. Казахстанцы считают себя «евразийцами». Поэтому, по мнению Астаны, искусственно притягивать Афганистан в Центральную Азию и тем более ставить эту страну на одну доску с Казахстаном чревато провалом концепции БЦА [2].
В итоге из вышеприведенного анализа следует, что последний геополитический подход США сегодня сосредоточен на проектах формирования инфраструктуры региона в южном направлении, с приоритетной ролью энергетических коридоров, способных в том числе определить в краткои среднесрочной перспективе успех афганской кампании и геополитические успехи США в Каспийском регионе в целом, сохранив и закрепив собственные позиции, а также внешнеполитических ориентиров стран региона в необходимом для Вашингтона контексте.
Кроме того, нельзя исключать, что первоначальный вариант проекта, разработанный институтом, многие провоцирующие предложения которого ввиду сложной обстановки в регионе официальным Вашингтоном были отложены, на стратегическом негласном уровне в официальных кругах сохранили свою значимость в проецировании на будущее.
Тем не менее перспективы реализации проекта БЦА достаточно неоднозначны ввиду приведенных выше ключевых проблемных моментов, где указанные политические и экономические риски в целом вследствие слабореализуемости отдельных элементов проекта в среднесрочной перспективе являются обыгрываемыми и предотвратимыми посредством дипломатических инструментов.
Говоря о взаимосвязи проектов «Большой Ближний Восток» и «Большая Центральная Азия», их реализация зависит от того, насколько успешно будет осуществляться политика Вашингтона на Ближнем Востоке, а также от развития ситуации в Афганистане. Учитывая последние события на Ближнем Востоке, можно говорить о том, что в среднесрочной перспективе США не оставили попыток реализовать эти «мегапроекты». Вопрос интеграции Центральной Азии как единого региона в Евро-Атлантическое пространство остается на повестке дня американской стратегии в долгосрочной перспективе.
В целом проект БЦА лишь часть стратегического планирования Вашингтона, нацеленного на трансформацию всей Евразии в масштабное подконтрольное геоэкономическое пространство, включающее в себя регион Каспия, Центральную Азию, Средний Восток и Южную Азию. Тем самым в рамках стратегического планирования США теоретически могут быть заложены перспективы создания на юге «санитарного кордона» по периметру границ России и Китая, а геополитическое поле участников региональной конкуренции расширено в интересах Белого дома.
Таким образом, хотя США обратили внимание на страны Центральной Азии только с распадом Советского Союза, интерес к региону отмечен в исследованиях ученых ХIX в. Исходя из анализа работ ученых, посвященных региону, можно сказать, что изначально политика США строилась на геополитическом мышлении, и характеризовалась умеренностью интересов. В настоящее время в политике Вашингтона очень сильны тенденции геополитического характера, хотя, как полагают, американские аналитики, взрывы 11 сентября 2001 г. вызвал у США к региону наибольший интерес в области безопасности. Кроме того, создание в 2005 г. проекта Большой Центральной Азии является подтверждением продолжения политики США в геополитическом направлении.
- Казанцев А. Пять сценариев будущих границ Центральной Азии //http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=1715#top
- Кыдырбекулы Д.Б. Геостратегия США в Казахстане: от глобального к малому измерению. Алматы: «МерСал», 2003. 280 с.
- A National Security Strategy for a New Washington, D.C.: The White House, May 1997 //http://history.defense.gov/resources/nss1997.pdf
- Мюллер Ф. Надежность снабжения. Риски международного энергоснабжения //Internationale Politik. № 2. С. 5-8.
- Прокофьев И. О балансе геополитических интересов в Центральной Азии //Сотрудничества стран Центральной Азии и США по обеспечению безопасности в регионе. Материалы международной конференции /под ред. М. Ашимбаева, и Дж. Меннути. Алматы: ИМЭП, 2005 г. С. 34-36.
- Kennan Around the Cragged Hill: A Personal and Political Philosophy. New York: W.W. Norton and Company, 1993. 272 p.
- Fuller E. Central Asia and American National Interests //Central Asia: Its Strategic Importance and Future Prospects. Ed. by H. Malik. New York: St. Martin Press, 1994. P. 129-141.
- Лаумулин М.Т. Казахстан в современных международных отношениях: безопасность, геополитика. Политология. Алматы: КИСИ при Президенте РК. Информационно-аналитический центр «Континент», 480 с.
- Hill The United States and Russia in Central Asia: Uzbekistan, Tajikistan, Afghanistan, Pakistan, and Iran //http://www.brookings.edu/research/speeches/2002/08/15russia-hill
- Коэн А. США, страны Центральной Азии и Кавказа: проблемы и перспективы взаимоотношений //Центральная Азия и Кавказ. 2000. № 2 (8). С. 29-50.