Семейная политика в Республике Казахстан: институциональный дизайн и повседневные практики

В статье рассматривается институциональный и повседневный контекст реализации семейной поли­тики в Республике Казахстан. Отмечено, что на современном этапе в Казахстане происходит транс­формация института семьи, что должно повлечь за собой дифференциацию мер социальной политики по отношению к семье и родительству. Как показывает практика, современная казахстанская семья создает собственные «рецепты» решения вопросов касательно сроков декретного отпуска, осуществ­ления заботы о детях, выполнения ролей матери и отца. 

Как отмечают исследователи, семейная политика как отдельное направление социальной поли­тики и самостоятельная область исследований, связанная с изучением положения семьи, появилась в политическом и академическом дискурсе западных стран в 60-е годы XX в. Формирование и институционализация семейной политики как системы мер, осуществляемых государством в отношении семьи и граждан с семейными обязанностями, произошли в контексте развития государств всеобщего благосостояния и второго демографического перехода.

В последние десятилетия на Западе происходят существенные изменения в области гендерных отношений, демографического и семейного поведения мужчин и женщин. Существенные изменения брачно-репродуктивного поведения граждан стали рассматривать не только в контексте демографи­ческих изменений, но и в связи с возрастающей плюрализацией семейных отношений, появлением новых типов родительства, массовым выходом женщин на рынок труда. Именно в этот период мно­гие государства осознали необходимость разработки и реализации специальной политики, направ­ленной на решение проблем, связанных с жизнью семьи, организацию специальных комитетов или комиссий, отвечающих за работу в этой сфере.

Исследователи, занимающиеся проблемами семьи, рассматривают ее как основное средство эко­номической и эмоциональной поддержки граждан с семейными обязанностями, а также социализа­ции детей. Именно семья, как особый институт, обладает уникальными качествами для осуществле­ния заботы о детях. Никакой другой социальный институт не может выступать в качестве полноцен­ной замены семьи. Дискуссии об обобществлении и/или маркетизации заботы, которые актуальны для современных исследований семейной политики, практически всегда затрагивают проблему до­машней заботы о детях, которую в большинстве случаев выполняют женщины. Репродукция и забота о детях, относящиеся к основным функциям семьи, определяют возрастание интереса к семейной по­литике в академическом дискурсе о демографических проблемах, с которыми столкнулось большин­ство стран в конце ХХ в. Общественная паника по поводу таких демографических вопросов, как чис­ленность населения в целом, его возрастная структура, увеличение экономической и социальной на­грузки на так называемое «сэндвич-поколение» сыграли существенную роль в стимулировании инте­реса к семейной политике во многих странах. Можно говорить о том, что демографические проблемы оказали значительное влияние на появление и формирование традиционной семейной политики на первых этапах ее возникновения и формирования. Общественное беспокойство по этим вопросам, или «демографические паники», привели к осознанию обществом необходимости разработки и реа­лизации того или иного типа семейной политики даже в тех странах, которые ранее игнорировали ее значимость.

На возникновение интереса к семейной политике в общественном, политическом и научном дискурсе оказали значительное влияние произошедшие изменения в структуре и составе семьи, а также изменения в функциях семьи и семейных ролях. Семья как социальный институт, семейные и родительские практики трансформируются в контексте общего тренда, связанного с ростом рефлек­сивной модернизации и растущим значением индивидуальной идентичности [1; 47]. Происходящее изменение ценностей затрагивает как мужчин, так и женщин. И те и другие становятся все более изо­бретательными в своей семейной жизни, по-разному выстраивая свои жизненные сценарии. Эти тен­денции выражаются в том, что молодые люди откладывают принятие решения о вступлении в брак, рождении ребенка, более внимательно относятся к жизненным обстоятельствам и условиям, в кото­рых они становятся родителями. У.Бек говорит о формировании так называемой постсемьи — новой организации брачно-репродуктивного поведения на основе договора между партнерами. В отличие от традиционной семьи с четким гендерным разделением труда между супругами этот тип объединяет партнеров, в равной степени ориентированных на самореализацию как в семье, так и в профессии и объединенных в большей степени условными отношениями по сравнению со статусными предписа­ниями [2; 53]. Каким образом общество реагирует на эти изменения и какие последствия они несут для общества?

Институциональный дизайн семейной политики в западных странах с либеральной демократией определяет форму и содержание возможного ответа на новые вызовы, с которыми сталкиваются го­сударства. Общим фактом является то, что все происходящие изменения рассматриваются как важ­ный аспект перехода к постиндустриальному обществу: масштабные социальные и экономические тенденции: глобализация и деинституционализация, изменение структуры рынка труда и старение населения, которые, как правило, меняют паттерны брачно-репродуктивного поведения.

Также происходящие процессы индивидуализации и либерализации в приватной сфере рассмат­риваются как последствия трансформации гендерных ролей, особенно ролей женщин, которые про­изошли в западных странах во второй половине ХХ в. Практически все исследователи соглашаются с тем, что самое существенное изменение — увеличение числа женщин, занятых в профессиональной сфере, привело к их экономической эмансипации, а также к появлению в повестке дня новых вопро­сов, связанных с организацией социальной заботы о детях, поиском баланса семьи и работы. Массо­вый выход женщин на рынок труда обусловлен рядом причин. К ним относятся политика государств всеобщего благосостояния, направленная на увеличение количества работающих, потенциальных на­логоплательщиков; структурные изменения экономики, когда произошел переход от индустриально­го общества к так называемой «экономике услуг», в которой в большей степени задействованы жен­щины и больше востребованы такие женские качества, как забота, внимание, эмпатия и др.

Экономическая эмансипация женщин, поддержка, которую они получают со стороны государст­ва как работники и как матери, приводят к тому, что меняется роль мужчины в семье, происходит переход от традиционной модели семьи с мужчиной-кормильцем и женщиной-домохозяйкой к семье с двумя работающими родителями, возникает модель «работающего взрослого».

Как отмечает российская исследовательница Ж.Чернова: «Семейная политика и социальная по­литика по-разному реагируют на возникающую тенденцию индивидуализации, и ответ часто зависит от того, какая гендерная идеология (вос) — производится в результате действий государства и к ка­ким последствиям они приводят в категориях гендерного (не) — равенства. В тех странах, где поли­тика ориентирована на поддержку традиционной модели семьи, по своему дизайну руководствуется принципами материализма, т.е. направлена на фигуру матери, что также поддерживается гендерной сегрегацией на рынке труда, — будет создано больше стимулов для женщин, чтобы они после рож­дения ребенка прекращали работать и посвящали себя воспитанию и заботе о нем.

Напротив, если государство ориентировано на создание и продвижение гендерного равенства, то семейная политика будет направлена на создание оптимальных и разнообразных условий для совмещения профессио­нальных родительских функций женщинам с детьми. Реализация определенной модели семейной по­литики в конкретной стране может быть связана с использованием труда мигрантов или иностранных наемных работников, модернизацией домашнего труда, что также будет иметь значение как для се­мьи, так и для гендерных отношений в целом. Это позволяет по-другому подходить к вопросу о ген-дерном неравенстве, которое будет включать не только неравенство между мужчинами и женщинами в публичной и приватной сферах, но и неравенство между различными категориями женщин, осно­ванное на классовой позиции, этничности, гражданстве.

В данном случае анализ политики обязатель­но учитывает то, что такая традиционно женская работа, как забота о детях, выполняется женщина­ми-мигрантами. В целом можно отметить, что независимо от рыночных потребностей в трудовых ресурсах, с одной стороны, или целей гендерного равенства — с другой, эти изменения в последние десятилетия играют чрезвычайно важную роль в стимулировании интереса к семейной политике во всех странах» [3].

В рамках данной статьи мы рассмотрим институциональный и повседневный контекст реализа­ции семейной политики в Казахстане. При анализе современного казахстанского общества необхо­димо учитывать не только специфику современной политики государства в отношении семьи, но и наследие советского гендерного проекта. Ж.Чернова определяет советский гендерный порядок как «...этакратический, с гегемонической ролью государства в формировании гендерных нормативных образцов. На уровне идеологии политика государства в отношении семьи основывалась на принципах гендерного равенства, особенно в публичной сфере, патернализме, а также институционализации за­боты о детях. (Вос) — производство гендерного контракта «работающая мать» — нормативного об­разца советской женственности — включал обсуждение в официальной риторике проблемы баланса семьи и работы, а вся совокупность предпринимаемых действий была направлена на то, чтобы соз­дать благоприятные условия для сочетания женщинами материнства с профессиональной деятельно­стью и участием в общественной жизни. Наравне с этим сосуществовали консервативные представ­ления о гендерном разделении ролей в сфере семьи и родительства, когда мать рассматривалась как главный поставщик заботы о детях в семье и исполнитель рутинных обязанностей по поддержанию быта» [4]. Примером, подтверждающим это утверждение, может выступать отпуск по уходу за ре­бенком, право на который имели исключительно женщины. Таким образом, в советской семейной политике в качестве объекта выступают только женщина-мать и ее дети. При этом государство не рассматривало семейные и родительские роли мужчин в качестве своих приоритетов, и большая включенность мужчин в выполнение неоплачиваемой домашней работы не предполагалась даже на уровне задач и целей советской семейной политики.

«Гендерные последствия проводимой советским государством идеологии и семейной политики были неоднозначными. С одной стороны, благодаря мощной государственной поддержке стала воз­можна женская эмансипация (политическая и экономическая мобилизация женщин, их массовое включение в общественное производство, высокий уровень образования, квотирование участия жен­щин в органах власти разных уровней и др.). С другой стороны, акцент на гендерном равенстве в публичной сфере и практически полное отсутствие подобной практики в домашней сфере и в реа­лизации родительства привели к формированию гендерно-асимметричного родительства [4].

Другими словами, результатом советской семейной политики было закрепление государственно­го патриархата, когда государство и женщины заключили договор, предполагающий, что в обмен на лояльность и исполнение предписаний гендерного контракта «работающей матери» получат под­держку от государства. Фактически можно говорить, что в результате проводимой политики были созданы условия для дефамилизации женщин, понимаемой как возможность создавать и поддержи­вать автономное домохозяйство независимо от мужчины, а также паттерны неравного участия в сфе­ре выполнения домашних обязанностей и заботы о детях, которые устойчиво воспроизводятся и се­годня.

С конца 1990-х гг. и по сегодняшний день можно говорить о возникновении неотрадиционализ­ма как устойчивой тенденции трансформации гендерных отношений в современном Казахстане. Дан­ная тенденция является доминирующей, также отмечается институционализация традиционалистско­го дискурса в идеологии и инструментах семейной политики. В трансформирующемся казахстанском обществе семейная политика может быть охарактеризована как традиционная, пронаталистская и фамилистская, которая ориентирована на нормативную модель семьи (отец, мать и дети). В публич­ном, медийном, академическом дискурсах регулярно воспроизводится идея о необходимости возрож­дения института семьи как оплота нации, в которой женщина выполняет традиционные роли — жены и матери, а мужчине возвращается экономическая ответственность за обеспечение семьи [см. Страте­гия достижения гендерного равенства в Республике Казахстан на 2006-2016 гг., Демографическая политика, выступления Президента РК]. По сути, казахстанский неотрадиционализм становится го­сударственной идеологией в трансформирующемся обществе.

В рамках социологического анализа семейной политики предпринимаются попытки понять мо­дели осуществления заботы со стороны государства и акторов. Исследователи утверждают, что раз­нообразие мужских и женских паттернов участия в работе и заботе в значительной степени можно объяснить за счет дизайна социальной и семейной политики государства, который может выступать как катализатор или, напротив, барьер для гендерного (не) — равенства. Логика в данном случае сле­дующая: политика формирует поведение людей, выступая структурным условием, задающим воз­можный репертуар жизненных сценариев и выборов на уровне индивида и домохозяйства, поэтому модели работы и заботы являются следствием проводимой политики. Но в случае несоответствия реализуемой социальной политики интересам акторов формируются собственные «рецепты» адапта­ции к структурным условиям.

В качестве теоретического основания мы используем подход австралийского социолога Р. Коннелла, который применяет объединительную парадигму в гендерных исследованиях, заимство­ванную у Э.Гидденса. Объединительная парадигма в социологии возникает как попытка преодоления противопоставления объективного (социальной структуры) и субъективного (действий агента). В теории структурации Э. Гидденса структура и практика связываются следующим образом: человече­ская практика всегда предполагает наличие социальной структуры, в том смысле, что она неизменно включает в себя социальные правила или ресурсы [5; 142].

Применяя объединительную парадигму, Р. Коннелл предлагает описать структуру, выяснить, чем она является в данной ситуации, а затем изучить, как структура ограничивает свободное осуществле­ние практики. Практика в этом смысле представляет собой трансформацию конкретной ситуации в определенном направлении в соответствии или вопреки структуре. Вышеупомянутые структурные модели являются главными элементами любого гендерного порядка или гендерного режима. Коннелл вводит понятие «гендерного порядка», понимаемого как совокупность повседневных практик и структурных условий, организующих взаимодействие полов на разных уровнях общества [5; 144]:

• институциональном (социальные институты, регулирующие поведение полов);
• идеологическом (гендерные идеологии и дискурсы, гендерные нормы поведения);
• символическом (представления о мужественности и женственности);
• повседневном (гендерные идентичности).

Таким образом, используя подход Р. Коннелла, мы проанализируем, каким образом объективно заданные структуры в виде господствующего дискурса, действий государственных институтов влия­ют на повседневные практики индивидов в области семьи и брака.

На уровне повседневных практик наша статья посвящена описанию и анализу традиции, кото­рую мы условно обозначили как «помощница». Данная практика подразумевает использование труда молодой девушки/женщины, дальней родственницы из городской или сельской местности, которая имеет опыт ведения домашнего хозяйства и заботы о детях. Ее пребывание в собственной семье про-блематизированно, так как у семьи нет финансовых возможностей для ее обучения или выдачи за­муж, но есть родственники, которые проживают в городе, финансово состоятельны и у которых есть дети, нуждающиеся в опеке. В качестве «оплаты» ее труда принимающая семья обязуется обеспечи­вать ее питанием, одеждой, иногда оплачивая ее образование в учебном заведении .

Следует отметить, что данная практика не имеет своего лингвистического обозначения. Так, ни в одном историческом источнике, описывающем быт казахов (см.: Н.Э.Масанов, Ж.В.Абылхожин, И.В.Ерофеева, А.Н.Алексеенко, Г.С.Баратова; С.Г.Кляшторный, Т.И.Султанов, А.И.Левшин, Н. А. Кисляков), не упоминается данная традиция, но при беседах с женщинами-казашками все согла­шались, что либо такой опыт, либо знание о существовании такой практики у них имеется.

В рамках данной статьи в качестве примера мы рассмотрим случай информантки А., которая, поступив на обучение в один из вузов г. Астаны, приехала жить к своей тете. Информантке 20 лет, она из городской семьи среднего класса. Семья тети состоит из четырех человек (муж — государст­венный служащий, дочь — 17 лет, сын — 10 лет и дочь — 1,5 месяца). Это интервью мы обозначили как «помогай, слушай, убирайся». Само интервью состояло из нескольких тематических блоков.

Блок первый посвящен описанию ситуации переезда и тем правилам, которые информантка должна будет соблюдать в новой семье.

И.: У тебя был вариант жить в общежитии, на съёмной квартире?

А.: Я подавала заявление, но не получилось.

И.: Когда с мамой наверняка обсуждали, как ты будешь жить, на каких условиях? Ты ведь все равно приходишь в чужую семью, вы продумывали...

А.: Да, конечно! Там за собой убирайся и т.д. ну такие вот мелочи... Помогай, слушай, убирайся...

Во втором блоке описывается семья тети, кто какой социальный статус занимает, какие отноше­ния складываются между родителями и детьми. 

В период с января по май 2014 г. было проведено 5 глубинных биографических интервью с девушками, проживаю­щими в семьях своих родственников и осуществляющими заботу о домашнем хозяйстве и детях этой семьи в гг. Астане и Караганде. Возраст информанток варьировался от 17 до 25 лет. Способ поиска информанток — метод снежного кома.

А.: Государственный служащий, значимый (тётя)... этот ребенок наверно был больше для дя­ди... то, что у всех друзей по 3-4ребенка. Их постоянно упрекали, почему так мало и т.д. ...она бу­дет возвращаться (на работу)...как только ребенок..., ну предполагается, что будет няня. И по­этому, как только можно будет допускать няню к ребенку, она сразу возвратится...Но сейчас в этом периоде я, конечно, должна и в магазин ходить. ну в общем больше каких-то на меня возло-жилось обязанностей.

В третьем блоке А. рассказывает об участии мужчин в выполнении домашнего труда.

А.: Дядя очень добрый, не каждый дядя бы так поступил... Вот это от него идет атмосфера в семье. Он очень добрый, спокойный...у него такая работа, что он может дома сидеть. Выходит 3 раза в день на несколько часов. бывает, может приготовить (еду). редко, как ему захочется. что-то физическое поднять или опустить я не знаю..

И.: А братишка?

А.: Братишка ничего не делает абсолютно... он заканчивает 4 класс. Он маленький и даже меня не особо слушает, но уважает, в принципе ...вообще абсолютно, даже утром сам не вста­ет. правда, сумку сам. уроки я помогаю делать. иногда я даже. мне жалко становится, он гово­рит, я не успеваю, и тогда я свои проблемы..., на второй план. У меня с учебой нормально. Могу ино­гда.

В четвертом блоке информантка рассказала о своих планах на будущее: И.: Ты не вернешься туда?

А.: Нет. зачем? Ну, она там часто говорит, ты не забывай, я тебе кушать готовила и т.д. и такое вот.  по мелочи.

И.: Ты бы решила второй раз жить в этой семье? Условно говоря, есть выбор — общежитие, съемная квартира или с ними?

А.: Сейчас я бы жила на съемной квартире...

Проведя серию интервью с девушками-«помощницами», мы пришли к следующим выводам:

1. Система гендерного неравенства заметно ужесточилась в Казахстане с приходом капитали­стических отношений и свободного рынка, когда государство сняло с себя обязательства по обеспе­чению дифференцированного набора социальных услуг и поставило акторов в ситуацию необходи­мости поиска собственных стратегий, «рецептов» решения проблем по ведению домашнего хозяйст­ва, уходу и воспитанию детей. Одним из таких способов адаптации, «рецептов», сформированных в казахских семьях городского среднего класса, является использование труда молодых девушек-«помощниц».
2. Повседневные, бытовые отношения в казахских семьях жестко иерархиезированы, особенно в отношении такого критерия, как возраст. Это подразумевает демонстрационное и полное подчинение младших старшим.
3. Гендерное неравенство воспроизводится самими женщинами, которые сохраняют и передают следующему поколению женщин ценности и нормы послушания, уважения, почитания старших, осо­бенно мужчин.
4. Домашний труд гендерно маркирован, он вменяется в обязанности женщин и только женщин. Этот труд не расценивается как работа, скорее, он рассматривается как некая обязанность, свойст­венная «природе» женщин. Причем такую оценку данному труду дают сами женщины.
5. В казахских семьях поддерживается эксплуатация старшими женщинами молодых девушек, когда, по умолчанию, девушки обязаны нести на себе бремя всех домашних забот и работ.
6. С точки зрения последствий современной семейной политики государства можно констатиро­вать, что она привела к консервации ситуации, когда эмансипация, затронувшая преимущественно женщин, расширившая для них репертуар возможных ролей и стилей жизни, мало затронула маску­линность. По-прежнему роль «кормильца» является нормативной моделью и не предполагает равного участия отцов и мужчин в выполнении домашней работы, осуществления ухода за детьми и их вос­питания. Отсутствие институциональных поддержек для реализации «ответственного отцовства» приводит к тому, что рождение ребенка становится триггером традиционализации гендерных ролей в семье.
7. Практически полное отсутствие эффективных механизмов и социальных программ по под­держке родительства, которые бы были направлены на создание оптимальных условий для совмеще­ния профессиональных, семейных и родительских обязанностей (рабочее место, дружественное се­мье, доступная и качественная инфраструктура заботы о детях), делает женщин, и только женщин, субъектами поиска баланса семьи и работы, что, с одной стороны, повышает социально-экономические риски материнства, а с другой — способствует закреплению гендерного неравенства, когда основное участие в обеспечении семьи и организации повседневной заботы о детях ложится на плечи женщин. 

Список литературы

1. Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну / Пер. с нем. В.Седельника и Н.Фёдоровой. — М.: Прогресс —Традиция, 2000. — 384 с.
2. Кляйненберг Э. Жизнь соло: Новая социальная реальность / Кляйненберг Эрик; пер. с англ. — М.: Альпина нон-фикшн, 2014. — 279 с.
3. Чернова Ж.   Молодая   семья   как   объект/субъект   социальной   политики.   —   [ЭР].   Режим доступа:http://polit.ru/article/2010/11/30/family.
4. Чернова Ж. Модель «советского» отцовства: дискурсивные предписания. — [ЭР]. Режим доступа: http://socioline.ru/files/5/348/pages%20from%20gender2_08_03_last.pdf.
5. Тартаковская И.Н. Гендерная социология. — М.: ООО «Вариант» при участии ООО «Невский Простор», —340 с.
6. Масанов Н.Э., Абылхожин Ж.В., Ерофеева И.В., Алексеенко А.Н., Баратова Г.С. История Казахстана: народы и культуры. — Алматы, 2001. — 246 с.
7. Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Казахстан: летопись трех тысячелетий. — Алматы: Кгтап, 1992. — 339 с.
8. Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и степей. — Алматы: Кгтап, 1996. — 331 с.
9. КисляковН.А. Очерки по истории семьи и брака у народов Средней Азии и Казахстана. — Л.: Наука, 1969. — 238 с.