В июне 2012 г. видному ученому, первому доктору наук по всеобщей истории в Казахстане Якову Давидовичу Серовайскому исполнилось бы 100 лет. Чтобы в полной мере оценить поистине научный подвиг Якова Давидовича бросим ретроспективный взгляд на становление всеобщей истории в Казахстане, основоположником которой по праву он и был.
Как известно, история подразделяется на всемирную и национальную. Если понятие «отечественная история» воспринимается адекватно как история отдельной, конкретно взятой страны, то отношение к «всемирной истории» даже среди исследователей остается до сих пор неоднозначным: от полного отрицания ее всемирного характера до признания ее выдающейся роли как подлинной истории (1).
Не задаваясь целью определить, кто из исследователей прав, мы убеждены, что существование всемирной истории в наши дни невозможно отрицать. Одно кажется сегодня бесспорным: нельзя подогнать под единую универсальную схему или единую теорию все многообразие мнений и подходов к понятию всемирная история. Наиболее привлекательной и обоснованной по данному вопросу нам представляется точка зрения выдающегося французского историка-новатора М.Блока, согласно которой всемирная история выступает не просто как реальность, но и как квинтэссенция самого понятия «история». По словам Блока, В исторических исследованиях нет автаркии. Изолировавшись, каждый из специалистов сможет что-либо постичь лишь наполовину даже в собственной области; единственная подлинная история, возможная лишь при взаимопомощи, - это всемирная история» (2).
В советской историографии традиционно было принято называть всемирную историю «всеобщей», следовательно, понятия «всемирная» и «всеобщая» практически отождествлялись. Однако при строгом подходе считать их синонимами было, вряд ли корректно, ибо всеобщая история и хронологически и пространственно не могла объять всю историю человечества, вселенский характер которой является результатом развития исторического процесса. Всеобщая история понятие более узкое, чем всемирная, и она изначально представляла синхронную историю ряда развитых стран или цивилизаций, и потому имеет более древнее происхождение. Такие известные труды, как «История» Геродота, «Исторические записки» Сыма Цяня, сочинения ал-Масуди, Рашид ад-дина и др. можно отнести к разряду всеобщей истории.
Таким образом, под всеобщей историей понималась вся история, выходящая за пределы национальной, т.е. отечественной. Не случайно поэтому, что кафедры всеобщей истории включали истории и Запада, и Востока, что давало определенное основание для отождествления всеобщей истории с всемирной. Процесс глобализации, охвативший сегодня мир, еще больше упрочивает точку зрения тех исследователей, которые отдают приоритет понятию всемирная история.
И, как это ни покажется парадоксальным, но в Советском Союзе отечественной истории (истории России) как таковой не было. Вместо нее существовала искусственная триада: История КПСС, История СССР и история союзной республики. Понятно, что такое дроблении истории диктовалось не причинами научного, а политического и идеологического характера, создавала дублирование предметов и тем исследований, раскалывала корпус историков на привилегированных и обделенных.
Действительно, среди историков специалисты по истории КПСС представляли некую касту. Будучи официальными пропагандистами и агитаторами партии, они по первому зову номенклатурных боссов бросались в «бой» не в защиту истории, а чтобы разоблачать, громить идейных и научных врагов не столько социализма, сколько взгляды своих оппонентов, зачастую даже не читая их труды; из их состава подбирались секретари вузовских парткомов, профкомов и комсомольских комитетов. В своей основной массе преподаватели истории КПСС были твердолобыми догматиками и начетчиками, а карьеристско настроенные юноши и девушки, студенты, «промышлявшие» в студенческих профкомах и комитетах комсомола, не гнушавшиеся быть и комендантами общежитий, были кадровым резервом партии. Педагогическая нагрузка историков партии была официально почти в два раза меньше, чем скажем, нагрузка у историков-всеобщников.
Необходимо признать, что всеобщая история в Казахстане не получила почти развития. Тому были свои объективные и субъективные причины. Сказывалось, прежде всего, отсутствие в республике специалистов-всеобщников, традиции исследования проблем всемирной истории. Не получило развития и казахстанское востоковедение, хотя еще в середине XIX в. Ч.Ч. Валиханов своими исследованиями получил мировое признание. Известный ориенталист, профессор Н.И. Веселовский прозорливо видел в преждевременной смерти Чокана Валиханова невосполнимую потерю для востоковедения». Как сверкающий метеор промелькнул над нивой востоковедения потомок киргизских (казахских - Б. И.) ханов и в то же время офицер русской армии Чокан Чингисович Валиханов. Русские ориенталисты единогласно признали в его лице феноменальное явление и ожидали от него великих и важных откровений о судьбе тюркских народов, но преждевременная кончина Чокана лишила нас этих надежд» (3).
Практическое отсутствие в Казахстане всеобщей истории объясняется не только тем, что не появился ученый масштаба и глубины, подобного Ч. Ч. Валиханову. Долгие годы, правильнее будет сказать, все годы, историки республики как бы «варились» в собственном соку: и тематика исследований, и публикации ограничивались казахстанской проблематикой, даже издательства были «профильными» - республиканскими. В местных издательствах опубликовать труд по всеобщей истории было практически невозможно: страх, боязнь, опасение как бы чего не вышло, а зачастую элементарное непонимание чиновниками отдела пропаганды ЦК КП Казахстана и Госкомиздата республики и важности этих работ становилось неодолимой преградой. Автору этих строк удалось впервые пробить «брешь» в бастионе предубеждений и чиновничьих препон лишь в 70-е годы прошлого века, когда он опубликовал в ведущем издательстве республики «Казахстан» две монографии по истории французского рабочего движения в годы У Республики лишь после вмешательства Госкомиздата СССР и ЦК КПСС.
Искусственная замкнутость на региональных проблемах - при всей их важности - не могла не привести к определенной узости историко-философского мышления казахстанских историков, а противопоставление, изучения проблем средневековья современности, якобы более актуальной (в одном из своих публичных выступлений секретарь ЦК КП Казахстана по идеологии С.Н. Имашев высказался даже против исследования проблем французского средневековья Я.Д. Серовайским, «порекомендовав» ему заниматься проблемами современности, представляющими, по его мнению, подлинную научную актуальность) вел практически к отрицанию преемственности истории, к изоляции казахстанской исторической науки от мировой и, как следствие, к ее отставанию. Потому интеллектуальный провинциализм, отзвуки идей этноцентризма, столь пышно расцветшие впоследствии в условиях независимости Казахстана пронизывают большинство исторических и вообще по общественным наукам исследований, отсутствие в республике диссертационных советов по всеобщей истории, естественно, также затрудняло дело подготовки кадров высшей квалификации. Такое положение приводило к тому, что в ВУЗах Казахстана постоянно не хватало преподавателей-всеобщников. Однако, ради справедливости надо признать, что в прошлом Москва активно помогала республике «дефицитными» специалистами, в том числе и историками - всеобщниками: либо направляя уже подготовленные (остепененные) кадры, либо обучая национальные кадры в центральных ВУЗах Союза. Но подобная практика «штучной» подготовки специалистов не могла, удовлетворить потребности растущего казахстанского высшего образования. Подготовка всеобщников осложнялась и объективными трудностями: необходимостью знания иностранных языков, отсутствие в библиотеках даже Алма-Аты источников и литературы на иностранных языках и т.д.
С другой стороны, учеба за пределами республики была, безусловно, весьма престижной, но и достаточно затратной, хотя студенты, аспиранты и стажеры обеспечивались приличной по тем временам стипендией и практически бесплатным обучением. Но, как говорится, нет худа без добра. Трудности имели и свои положительные стороны: во всеобщники шли не карьеристы, а лучшие студенты, желающие бескорыстно служить музе Клио. С другой стороны, обучение в МГУ, ЛГУ, МВТУ и других замечательных вузах страны, стажировки в академические институты имели для казахстанцев исключительно благотворное влияние: они получали великолепную подготовку, окунались в настоящую научную и культурную среду, посещали знаменитые музеи, театры, концертные залы, встречались с крупными учеными... и в результате становились не только великолепными специалистами, но и высококультурными людьми. И еще одно немаловажное обстоятельство: в те годы в российских вузах практически отсутствовала коррупция, поэтому наши «блатные» чувствовали себя весьма неуютно в стенах центральных ВУЗов, хотя их высокопоставленные родители всячески опекали своих чад, нередко переводя их из-за неуспеваемости из одного ВУЗа в другой, или на худой конец возвращали домой, где они получали свое высшее образование. К счастью, таких «Митрофанушек» были единицы среди казахстанцев.
Итак, объективные причины для развития в республике всеобщей истории были весьма и весьма недостаточны. И, тем не менее, в Казахстане появился историк-всеобщник союзного уровня, читай -мирового, ибо советские всеобщники ничем не уступали, если не превосходили своих западных коллег. Этим ученым был Яков Давыдович Серовайский, который не только углубил исследование аграрного вопроса средневековой Франции, обосновал в истории новое научное направление - учение о лесе, получившем признание мирового исторического сообщества. Естественно, возникает вопрос: какова природа феномена Я.Д. Серовайского? Ответ, на наш взгляд, кроется, прежде всего, в личных качествах самого ученого: таланте, трудолюбии, самозабвенной преданности науке, гражданской позиции. Полагаем, что даже, эти замечательные качества Я.Д. Серовайского не гарантировали ему блестящий научный успех и признание.
Для науки, как известно, преемственность - не только принцип, основополагающий подход, но и важнейший движитель ее развития. Это особенно относится к истории. Действительно, в отличие, скажем, от поэзии, искусства, музыки, где отдельные гении, таланты могут создавать в результате озарения шедевры, выходящие за пределы своей эпохи, историки творят критически осмысливая достижения своих предшественников. И, конечно, историк должен овладеть методологией научного исследования, высоким профессионализмом.
Когда в 1950 г. по направлению Минвуза СССР Я.Д. Серовайский вместе с супругой к.и.н., востоковедом Л.С. Фришман приехал в Алма-Ату и был назначен старшим преподавателем на кафедру всеобщей истории КазГУ им. С.М. Кирова он был вполне сложившимся ученым и довольно зрелым по возрасту и жизненному опыту человеком.
Яков Давыдович блестяще окончил историческое отделение одного из лучших гуманитарных ВУЗов Советского Союза - Московский институт истории, философии и литературы, где занятии со студентами вели выдающиеся ученые: академик Ю.В. Готье, профессор А.И. Неусыхин и др. Аспирантуру МГУ он закончил, защитив кандидатскую диссертацию под руководством профессора Неусыхина. Яков Давидович был из бедной крестьянской семьи, окончил сельхозтехникум, работал участковым агрономом, прошел действительную службу в Красной Армии в 1942-1946 гг., участвовал в Великой Отечественной войне в качестве военного переводчика в штабах ряда фронтов, офицер, награжден орденом и многочисленными боевыми медалями. Он владел несколькими иностранными языками: свободно - немецким, румынским; английским, французским, латынью - в научных целях, владел и древнееврейским языком - ивритом.
Яков Давыдович прожил долгую и плодотворную жизнь. Он опубликовал более 130 научных статей, тезисов, рецензий, персоналий о жизни и творчестве выдающихся советских и зарубежных ученых. О высоком научном уровне его работ красноречиво свидетельствует то, что большинство их были опубликованы на страницах таких авторитетных союзных изданий как «Средние века», «Французский ежегодник», «Вопросы историй», Большая советская энциклопедия, Советская историческая энциклопедия, а также в ряде зарубежных изданий на французском и немецком языках. Он участвовал в работе XIII Конгресса исторических наук в 1970 г. (г. Москва), в 80-90 гг. получал приглашения на участие в работе международных научных симпозиумов и конференций, проходивших во Франции, Германии, Японии и др. странах. По независящим от него причинам он не смог принять в них личного участия, но откликался на приглашения зарубежных коллег написанием тезисов и докладов, опубликованные и получившие затем признание в странах организаторов научных форумов (5).
Творческие успехи профессора Серовайского не были бы столь убедительны, если бы он не поддерживал постоянную связь со своим учителем, профессором Неусыхиным, другими видными медиевистами страны и зарубежными коллегами, если бы он не получал регулярно научную информацию, новейшую литературу по специальности.
Если призванием Я. Д. Серовайского была наука, то не в меньшей степени он был педагогом: требовательным, строгим, справедливым. Он никогда не позволял себе унизиться до заигрывания, заискивания со студентами, был далек от дешевой популярности. Должен заметить, что редко кто из студентов получал от него вожделенную оценку «отлично».
Яков Давыдович уважал студентов, стремящихся к знаниям, помогал понять суть исторической науки, овладеть ремеслом историка, т.е. методикой научных исследований. В этом смысле его семинары по работе с источниками, (он издал ряд сборников источник, в которых в Казахстане был острый дефицит), по библиотечному делу. Эти занятия были замечательной школой профессионализма. Вместе со своей супругой Л.С. Фришман Яков Давыдович прививал уважительное отношение, точность и четкость в оформлении курсовых, дипломных работ, научных докладов.
Таким образом, подготовленным ими студентам впоследствии не приходилось краснеть за свои огрехи в оформлении научно-справочного аппарата своих работ. Сосредоточенный на сугубо научной и педагогической работе, Яков Давыдович не проявлял особого рвения к общественной деятельности, рутинной кафедральной работе, что вызывало зачастую непонимание со стороны отдельных коллег, видевших предназначение преподавателя, прежде всего в общественной работе. Впечатляют в Якове Давыдовиче не только бесспорный высокий научный уровень, великолепное педагогическое мастерство, но и его смелая, полная достоинства гражданская позиция, столь необходимая сегодня. В начале 50-х годов он оказался на острие партийной критики, связанной с политической кампанией разоблачения космополитизма, апалогетикой буржуазных ученых (Фюстель де Куланж и др.). С открытым забралом профессор Серовайский боролся со многими негативными явлениями, имевшими место в системе высшего образования Казахстана, в частности, на историческом факультете КазГУ. Месть последовала незамедлительно. Его родная кафедра, где он проработал почти полвека не «аттестовала» выдающегося ученого и профессор Серовайский был уволен с работы в 1987 г.
Однако через год в результате активного вмешательства республиканской («Ленинская смена») и союзной печати («Литературная газета») и с приходом нового ректора, доктора физико-математических наук, профессора М.М. Абдильдина он был восстановлен в университете, отвергшем его (6).
Яков Давыдович высоко ценил первого казаха, доктора исторических наук Е.Б. Бекмаханова, обвиненного клеветниками, злобными завистниками в национализме и осужденного на 25 лет заключения, к счастью, реабилитированного через несколько лет, в 1957 г. повторно защитившего в Москве докторскую диссертацию. В высказывании Якова Давыдовича об Ермухане Бекмахановиче ярко выступает его научное и человеческое кредо: «Ермухан Бекмаханович мог выбрать любую тему для работы, мог найти такую тему, которая обеспечивала ему однолинейные, одноактные выводы, неуязвимые положения и спокойную жизнь... Мы отдаем должное его памяти. И задаемся вопросом, в чем же заключается она? Неужели только в том, чтобы периодически собираться и говорить о нем? Этого слишком мало! И первая обязанность заключается в том, чтобы поднять на должный уровень марку и авторитет нашего исторического факультета, где работал профессор Бекмаханов» (7).
Сказанное можно в полной мере отнести и к самому профессору Серовайскому, чье 100-летие, надеемся, не останется незамеченным научной общественностью.
Якову Давыдовичу органически была присуща исключительная порядочность, верность не только науке, но и к стране и народу, которым он посвятил большую часть своей жизни. Он привил казахстанский патриотизм и своим детям, ставшими талантливыми учеными и педагогами. Так, дочь Юлия Яковлевна Серовайская стала как и отец, историком-медиевистом, известным специалистом по средневековой Англии, долгие годы работала в Карагандинском университете, сын - Семен Яковлевич Серовайский, стал доктором физико-математических наук, профессором как и отец остался верен КазГУ (ныне Казахский Национальный университет им. аль-Фараби).
В данной статье, посвященной памяти Я.Д. Серовайского, мы, не будучи специалистом, не стараемся пересказывать содержание работ или хотя бы основные выводы и положения их (8). На фоне краткого освещения состояния всеобщей истории в Казахстане периода 50-90-х годов прошлого века, который без преувеличения можно назвать «эпохой Серовайского», мы хотели показать лишь значение научно-педагогической деятельности Якова Давыдовича, его вклад в казахстанскую историческую науку.
Впервые я увидел Якова Давыдовича в 1958 г. на вступительном экзамене при поступлении на истфак КазГУ. Какое счастье тогда было сдавать экзамен «вживую», а не проходить, как сегодня, бездушное тестирование. Экзамен принимали профессор Е.Б. Бекмаханов и доцент Я.Д. Серовайский -два настоящих ученых, которые оказали на меня впоследствии исключительное влияние. Они стали для меня образцом подлинных ученых, настоящих людей - непримиримых к подлости, фальши, лицемерию и тупости псевдоученых.
Я не был непосредственным учеником Якова Давыдовича, моим наставником была востоковед Лия Семеновна Фришман. Под ее руководством я писал дипломную работу, благодаря ей я участвовал в двух всесоюзных студенческих научных конференциях. У Якова Давыдовича я писал лишь курсовую работу и тогда же, вероятно, интуитивно почувствовал в нем истинного ученого. Сегодня я, более чем когда-либо убежден: если мы, казахи, не научимся ценить уважать честных, бескорыстных подлинных ученых - мы обречены на прозябание, обречены, остаться вечными аутсайдерами мирового сообщества. Вот откуда у меня истоки неизменного уважения к нему. Это уважение сохранилось и тогда когда я учился в аспирантуре МГУ, докторантуре АОН при ЦК КПСС. Я убеждался, что профессор Серовайский Яков Давыдович ничем не уступал моим маститым московским наставникам.
Литература
- Маркс К. и Энгельс Ф. соч., т.12, - с. 736; Бартольд В.В. соч., т.1Х, -М., 1977. - с. 226;Ясперс К. Смысл и назначение истории. -М., 1994 - с. 213; Тойнби А. Постижение истории. -М., 1991. - с. 85; Поппер К. Открытое общество и его врачи. Т.1. -М.,1992. - с. 311-312; Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. - Баку. 1991. - с. 31.
- Блок М. Апология истории или ремесло историка. - М., 1986. - с.
- Валиханов Ч.Ч. собр. Соч. в 5-ти томах.T.l. - Алма-Ата, 1984, - с.
- История Казахстана: опыт теоретико-методологического исследования. - Алматы, 2004. - с. 78-79.
- Серовайский Я.Д. Жизненный путь и трудыученого. К 90-летию со дня рождения ученого. - Караганда, 2001.
- Серовайский Я.Д. - с. 49-50.
- Воспоминания о Ермухане Бекмаханове. - Алматы, 2 - с. 169.
- Полный перечень трудов ученого см.: Серовайский Я.Д. - с. 96-111.